Евгений Сидоров - Его знала вся Москва. К столетию С. Д. Индурского

Не прошло и дня, как народный артист СССР И. Любезнов уже читал эту басню с эстрады…

С концертных подмостков не раз звучали фельетоны, юморески, скетчи, появившиеся на страницах газеты. Дошло даже до того, что в Зеленом театре Центрального парка культуры и отдыха имени М. Горького была показана тематическая эстрадная программа в двух отделениях под названием «Москва вечерняя». Л. Миров и М. Новицкий на правах гидов проводили экскурсию по четырем полосам газеты, «остановками» служили различные рубрики.

Нередко короткое писательское выступление в «Вечерке» получает продолжение, порождает у автора мысль, дает ниточку, которая приводит к новой повести, роману. С легкой руки газеты рождаются радио– и телевизионные постановки, сценарии кинофильмов.

Постоянно встречаясь с писателями на страницах «Вечерней Москвы», наши читатели стремятся к более близкому знакомству с ними: интересуются их планами, методами работы – всем тем, что обычно скрыто от постороннего глаза. Тактично и ненавязчиво редакция стремится удовлетворить этот интерес, публикуя интервью, репортажи под рубрикой «Писатель за рабочим столом»…

Когда исполнилось 80 лет Герою Социалистического Труда Н. Тихонову, патриарх советской поэзии под традиционной рубрикой «Писатель – читателю» как бы снова прошел по своим путям-дорогам:

Моя писательская юность отделена от сегодняшнего дня более чем полувеком, и каким полувеком! Когда я учился в школе, в старом Петербурге, или, как тогда говорили, в Питере, главными моими друзьями были книги. Из них я узнавал, как устроен мир, какие подвиги совершил человек, какие на свете страны, что есть на земле хорошего. Я смеялся и плакал над книгой. Книги заставляли меня думать, формировали мой характер. Под влиянием книг я начал писать сам До сих пор я сохранил маленькие, мною самим переплетенные книжки, где тонким детским почерком исписаны сотни страниц, которые сегодня выглядят наивными, и, читая их, нельзя не улыбнуться смелому автору, писавшему в те времена о борьбе народов с колонизаторами, например… Позже я писал и прозой, и стихами и понимал одно – что не писать я не могу и писать буду всю жизнь. Но я понимал и другое – чтобы писать, надо учиться смотреть, слушать, запоминать, переживать увиденное. Надо полюбить слово и чувствовать, как оно звучит, какое оно разное. Прозу я писал с восьми лет, стихи – с четырнадцати. Первое стихотворение было написано под впечатлением смерти Льва Толстого.

Потом я писал, и когда был служащим морского министерства, и солдатом-гусаром в царской армии, был участником и свидетелем таких событий, о которых можно сейчас прочитать только в книгах или услышать от немногих очевидцев, и неизменно старался, чтобы главным моим героем была правда. Не какой-нибудь красочный заменитель правды, добытый из мрачных, безнадежных глубин, а та правда, которую зовут народной, правда, сильная своей уверенностью в собственном торжестве на пользу нашему народу, партии, государству.

Подобные исповеди можно продолжать и продолжать, потому что не иссякает, постоянно пополняется один из самых приметных разделов «Вечерки» – «Писатель – читателю».

Наверное, правомерен вопрос: чем объясняется популярность этой рубрики, почему она сразу нашла свое место на газетной полосе, в читательском сердце? Думается, это яркая публицистика, основанная на фактах жизни, работы писателя, человека, знакомого читателям по многим произведениям, и потому звучащая с особой убедительностью. Искреннее осмысление своей жизни, встреч, бесед с героями будущих или уже созданных книг не может не найти столь же искреннего человеческого отклика. Рубрика «Писатель – читателю» расширила жанровый диапазон публицистических выступлений «Вечерки», пополнила арсенал средств пропаганды советского образа жизни, лучших литературных произведений о нем.

По реакции читателей на высказывания известных литераторов, по отношению редакционного коллектива к удачно найденной рубрике сразу стало ясно, что эта рубрика попадет в число долгожительниц. Так и случилось.

Как в любой другой газете – «Вечерняя Москва» не является в данном случае исключением, – со временем одни рубрики уступают место другим. В основном эти перемены диктуются самим ходом жизни, появлением новых злободневных тем. Такой процесс закономерен, естествен. Бывают, однако, и иные ситуации. Каждая рубрика ведется обычно силами одного отдела, иногда двух-трех, к ней причастна определенная группа журналистов. Проходит месяц, второй, третий, и «опекунам» рубрики вдруг начинает казаться, что она исчерпана, изжила себя, пора отказаться от нее вовсе или заменить другой. Неправильно сразу отметать также суждения, но и соглашаться с ними без серьезных раздумий не следует. Если рубрика исчерпана, двух мнений быть не может: она исчезает со страниц газеты. Порой мы даже заранее устанавливаем срок ее жизни, ограничиваемся несколькими выступлениями в течение трех-четырех недель. Если же рубрика позволяет идти в ширь и в глубь темы, захватывать все новые и новые области жизни, если читательская почта подтверждает постоянное к ней внимание, тут уж редколлегии, редактору необходимо твердо ее защищать, не соглашаться с доводами не в меру импульсивных коллег, которые в конце концов сами убеждаются в своей неправоте.

Такого мнения я придерживался долго, несколько лет кряду, и упорно оберегал не отдельную рубрику, а целую тематическую полосу «Литература и искусство», выходившую по субботам. Писательский материал – рассказ, очерк, фельетон, рецензия, попав в редакцию, приберегался как бы «на сладкое» до субботнего номера, причем не всегда ближайшего. Подобные целевые страницы были и в некоторых других газетах, но там они то появлялись, то надолго исчезали, а мы, что называется, выдерживали характер.

Не скажу, что меня не одолевали сомнения. В принципе, как уже говорил, я не принадлежу к сторонникам целевых полос в вечерней газете, рассчитанной на самые широкие слои населения и потому стремящейся охватить в каждом номере возможно большее количество тем, добиться максимального жанрового разнообразия. Но для полосы «Литература и искусство» до поры до времени делалось исключение. Наконец я сдался – согласился на эксперимент, предложенный секретариатом. Он запланировал сборную третью полосу для субботнего номера, отведя в ней достойное место материалам по литературе и искусству. Секретариат вместе с группой журналистов, готовивших эту новинку, постарались вовсю, и сборная полоса удалась на славу, пришлась всем по душе.

И все-таки не это изменило мое мнение о целевой странице «Литература и искусство». В остальные дни недели писательские материалы, которые прежде приберегались для полосы, стали украшением других номеров. И еще одно соображение. Подчас, чтобы заполнить целевую полосу, приходилось скрепя сердце соглашаться на публикацию статей-середнячков, не приносивших газете славы.