Мария Николаева - Свами Вивекананда: вибрации высокой частоты. Рамана Махарши: через три смерти (сборник)

Западная религиозность не проникала в массы народа, вульгарного и грубого, а индийский народ всегда был глубоко религиозен, но непредприимчив, поэтому не вылезал из нищеты. Коснувшись в одном из выступлений безразличия индийцев к материальному развитию страны, особенно ее индустрии, Вивекананда горько расплакался прямо перед всеми, не скрывая своего горя. Заметив слезы, градом катящиеся по его щекам, толпа зашумела и заволновалась, и каждый был потрясен, но сколько незримых слез пролил Вивекананда, сердце которого болело за родину непрерывно, – до болезни, до смерти… Конечно, исполнив миссию на Западе, он спешил начать грандиозный эксперимент по синтезу цивилизаций не где-нибудь, а в самой Индии.

Глава 1

Триумфальное возвращение

Самое главное понимать, что возвращение Вивекананды на родину было не просто фактом его биографии, а переломным событием в истории Индии. По-простому говоря, не будь Вивекананды, обстоятельства могли бы сложиться таким образом, что индийскую культуру постигла бы участь русского язычества, вытесненного христианством, ибо преклонение перед англичанами зашло к тому времени далеко. Затаив дыхание, более трех лет следил изумленный индийский народ, как индуизм утверждается в своих духовных правах за океаном, и Запад начинает смотреть с уважением на их культуру, которую ранее третировал как варварские обычаи. Вся Индия видела в Вивекананде могущественного духовного учителя древности – риши, сошедшего на землю, чтобы возродить Вечную Религию и привить ее на ростке западной цивилизации. Индия переживала первый опыт единства страны, всколыхнувшись от края до края, чтобы воздать честь Вивекананде как пророку и апостолу индуизма.

Напряженное внимание издалека

Встреча Вивекананды с Индией была подготовлена за три года разлуки взаимным напряженным вниманием друг к другу: индийцы с жадностью набрасывались на свежие вести с Запада, а Вивекананда везде и повсюду в своих думах неизменно оставался у постели тяжело больной родины. Каждая встреча, каждое событие – все вызывало у него мысли об Индии, которую издали он лучше видел в целом. Вивекананда усвоил, что застой в обществе порождает все виды тирании и насилия, и именно таким было в то время состояние страны, где к кастовому разделению добавился гнет чужеземцев.

«Величайшей вещью», которую ему довелось увидеть в Америке, по его признанию, была… женская тюрьма! «Они называют здесь это заведение не тюрьмой, а реформаторием, – писал он индийским ученикам. – Ничего более изумительного я еще не видывал! Какой заботой и вниманием окружены мошенники и преступники, сколько труда вкладывается, чтобы вернуть их к чистой и счастливой жизни! И как болит мое сердце при мысли о том, как обходятся с падшими в Индии… У них нет никакой надежды на возврат в общество, их ждет лишь презрение и отторжение, заставляющее их катиться все дальше и дальше вниз, даже если они и пытаются выкарабкаться из нищеты духа. В итоге они даже забывают, что они тоже люди, превращаясь в рабов! Воистину, мы демоны!»

Но Вивекананда не повторял той же ошибки – он не презирал падшую родину, а искал пути, как ей помочь.

Синтез цивилизаций с самого начала обещал быть рискованным экспериментом, ибо даже на расстоянии, вглядываясь в Индию, Вивекананда понимал, что от него ждут многого, но явно не того, что входило в его планы, – не синтеза… В первом же известном письме к ученикам Вивекананда лишь вскользь коснулся своего успеха и обратился к сравнению американцев с индийцами: «Каждый человек, рожденный здесь, считает себя свободным, тогда как каждый индиец знает, что он – раб!»

Особенно остро переживал Вивекананда за судьбу индийской женщины, ибо в индуизме женский аспект представлен как шакти – сила в действии, а мужской – как сознание, что отразилось в учении тантризма. Бессилие страны он напрямую связывал с подавлением женщины, освобождение которой приравнивал к ритуалу богослужения: «Знаете ли вы, кто воистину есть почитатель шакти? Тот, кто осознает присутствие Бога во Вселенной и представляет женщину как воплощение божественной силы. Поразительно, но многие мужчины в Америке видят женщин в этом свете, давая им свободу учиться и работать по их выбору!»

Таким образом, обычные социальные проблемы Вивекананда возводил к мысли о Боге, а религия, в свою очередь, обретала практичность вплоть до бытового уровня. В итоге, триумф индуизма на Западе имел обратную сторону медали для Индии, которую она пока еще не видела, – идеал личной свободы для всех и каждого, немыслимый в эпоху кастового разделения…

Индия с восхищением ждала Вивекананду как духовного освободителя, но не все понимали его дальнейшие планы, которые достигали родины в письмах к братьям-санньясинам и ученикам-мирянам. Среди современных индийских мыслителей Вивекананда стал первым, кто возгорелся идеей «поднять массы», отчего его часто принимали за «революционера». Если Вивекананда и готовил некую революцию, то он ожидал «богонаправленной» революции, ибо Бог всегда оставался в центре провозвестия истины, независимо от того, обращался ли Вивекананда к собранию западных буржуа или толпе обездоленных индусов. Те и другие должны жить в Боге! Но ведь Бог – это высшее единство, значит, им предстоит жить в Боге вместе… И это была та отправная точка, из которой исходили все устремления Вивекананды примирить на земном плане западный материализм с индийской духовностью, чтобы создать основание для божественной жизни.

Однако его не поняли – от начала и до конца. «Многие в Индии не понимают меня, – писал он перед возвращением, – да им и не дано, коль скоро они погружены в суету обычной жизни». И уже перед самым уходом из жизни он прошептал сам себе, но кто-то расслышал: «О если бы здесь был другой Вивекананда, способный понять, что сделал Вивекананда!» Но пока он еще только направлялся к родным берегам, оставалась надежда…

Встреча монаха как «народного героя»

«Теперь мною владеет одна-единственная мысль, и это – Индия!» – воскликнул Вивекананда, ощутив полную свободу от миссии на Западе. Перед отплытием кто-то спросил его: «Свами, как тебе видится родина после четырех лет, проведенных среди западной роскоши, славы и могущества?» Вивекананда отозвался мгновенно, и голос его прерывался от волнения: «Я горячо полюбил Индию, прежде чем мне пришлось ее покинуть. Теперь самая пыль Индии священна для меня, самый воздух ее… Это святая земля, место паломничества!»

Родина отвечала ему взаимностью, и едва вести о предстоящем возвращении Вивекананды достигли его учеников, они с неслыханной быстротой распространились среди его последователей, а скоро об этом знала вся Индия. В южных городах, через которые должен был пролегать его путь, люди стали готовиться к торжественному приему, украшая улицы цветами, а в порт Коломбо, куда направлялся его корабль полетели телеграммы с приглашениями и поздравлениями. Вивекананда, конечно, и ведать не ведал о всеобщем ликовании, и ему суждено было с удивлением обнаружить, что он превратился в настоящего «народного героя». Стоило ему ступить на родную землю, как вокруг него уже не стихали овации, сопровождавшие его повсюду на пути с юга на север.