Е. Литвинова - Джон Локк. Его жизнь и философская деятельность
Изучение латинского языка Локк считает неприятным для всех возрастов.
Главное искусство учителя состоит в том, чтобы овладеть вниманием ученика и сохранить это внимание. Нужно заставить ребенка понять, что его любят и пекутся о его благе. «Мы, – говорит он, – любим свободу с колыбели. Мы знаем множество вещей, которые внушают нам отвращение только потому, что были нам навязаны в детстве. Я всегда думал, что всякое серьезное занятие может обратиться в удовольствие».
Итак, вместе с заботой о том, чтобы сообщить телу силу и крепость, сделать его послушным и совершенным орудием души, главным и преимущественным занятием воспитателя должно быть правильное образование этой последней, чтобы расположить ее неуклонно следовать тому только, что сообразно с достоинством и познанием разумного существа. Эту способность Локк называет твердостью души, которая, как и крепость тела, состоит преимущественно в перенесении трудностей; она есть главное основание и начало всякой добродетели и всякого успеха. Локк особенно заботится о развитии этой способности. Он говорит:
«Один из важных недостатков, замеченных мною в нашем воспитании, состоит в том, что недостаточно рано начинают приучать детскую душу к покорности известным правилам, подчинению рассудку, не заботятся об этом в то время, когда она еще весьма нежна, гибка и способна следовать всякому направлению.
В отношении к животным бываем мы благоразумны – начинаем их воспитывать с первого дня жизни и таким образом делаем их полезными для себя. Свое же собственное дитя оставляем в этом отношении без всякого попечения и наивно ждем, что из дурного ребенка выйдет хороший человек».
«Мысли о воспитании» изобилуют также многими отдельными замечаниями и правилами эмпирического характера; мы приведем некоторые из них:
«Чувствовать влечение еще не порок; но порок состоит в неуменье подчинять его указаниям и ограничениям рассудка. Различие между людьми состоит не в том, чтобы иметь или не иметь желания, – их имеют все, – но в умении властвовать над ними. Тот, кто в молодости не привык подчинять свой произвол рассудку других, едва ли будет подчиняться и своему собственному.
Чрезмерное снисхождение и свобода в обращении с детьми не ведет ни к чему хорошему.
Глубокое уважение к родителям и некоторый страх в самом начале должны дать им власть над умами детей, а любовь и дружба должны поддержать ее в юношах.
На взрослых детей должно смотреть как на подобных нам людей, имеющих те же страсти и стремления.
Давайте поменьше законов, но, раз давши, строго смотрите за исполнением их.
Бог кладет неизгладимую печать на душу каждого человека; природный характер, конечно, может быть несколько видоизменен. Но едва ли можно совершенно сгладить природную особенность характера и превратить его в другой, противоположный. Поэтому лица, находящиеся при детях, должны внимательно изучать их природу и способности; они должны стараться угадать, к чему дети склонны и что им по душе.
Воспитатель не только должен тщательно исследовать, к чему особенно склонен ребенок, но также знать то, чего не достает в характере дитяти.
Данное природой ребенку должно развивать; намерение же истребить в душе его то, что дано ему от природы и посеять в ней нечто новое, искусственное – всегда будет тщетным усилием и поведет только к притворству.
Неестественная серьезность и спокойствие нрава детей, может быть, и понравятся людям недальновидным, любящим детей робких, недеятельных, нешумливых; но из таких детей выйдут люди бесполезные для друзей и ни на что не нужные.
Аффектация и притворство не принадлежат к числу недостатков детского возраста; их не порождает природа, предоставленная самой себе; они скорее принадлежат к тем видам сорных трав, которые растут не на пустырях, но на грядах у небрежного или неискусного садовника.
Любопытство в детях есть только особый вид любознательности, поэтому его следует поощрять не только как хороший признак, но также как великое орудие, данное природой для извлечения человека из состояния невежества».
Во всех этих замечаниях и правилах проявляется та наблюдательность, которая составляла отличительную черту Локка, а именно: наблюдательность, руководимая любовью к природе вообще и к природе человека в особенности.
Нам уже известно, что Локк с большим успехом прилагал на практике выработанные, им педагогические взгляды; мы знаем в то же время, что не внешние обстоятельства принуждали его брать на себя обязанности воспитателя; из этого можно заключить, что он имел склонность к педагогической деятельности. Воспитывая детей, Локк изучал природу человека, проверял свои взгляды и черпал свою мудрость из живой книги действительности, поэтому его взорам эта деятельность представлялась весьма сложной и разнообразной. Он говорит: «Хотя я достиг теперь конца изложенных мною замечаний о воспитании, возникших в моем уме, однако я вовсе не желаю, чтобы кто-либо смотрел на эти замечания как на руководящее сочинение о столь важном предмете. Есть тысячи других вещей, которые следовало бы также подвергнуть рассмотрению, – в особенности, если допустить, что различные характеры, наклонности и недостатки, встречающиеся в детях, требуют соответственных средств. Разнообразие до того велико, что если бы описание его составило целые тома, то и тогда бы многое осталось недосказанным. В характере каждого человека, как и в его наружности, есть некоторая особенность, которая отличает его от прочих людей; и едва ли найдутся два ребенка, которых можно было бы воспитать по одинаковой методе. Сверх того, я полагаю, что сын князя, сын вельможи и сын обыкновенного человека должны быть воспитаны различно».
Последние слова особенно замечательны; в них проглядывает англичанин, строго придерживавшийся традиционного деления на сословия. Видно также, что Локк, излагая свои мысли о воспитании, постоянно имел перед собою конкретный образ джентльмена. Это также как нельзя лучше характеризует английского философа.
Для подтверждения этого мнения приведем статью Локка «О пользе, извлекаемой из чтения».
Чтение, говорит Локк, служит усовершенствованию ума, последнее же имеет двоякое назначение: во-первых, ум необходим для приобретения знаний, а во-вторых, – для передачи их другим. И то, и другое важно для джентльмена, но универсальное знание не составляет для него существенной необходимости, и сообщение знаний другим ему не менее нужно, чем приобретение знаний. Главное назначение джентльмена – служить своей собственной стране, поэтому нужнее всего то, что непосредственно относится к этому назначению – знание человеческих добродетелей и пороков, законов общественного устройства и искусства управления государством; все это сводится к изучению законодательства и истории. Но чтение дает ему запас фактических знаний, само же понимание приобретается только известным отношением к прочитанному; необходимо хорошенько переварить или продумать прочитанное, проверить связь между отдельными положениями. Иначе легко обратиться в человека ученого, но мало знающего, то есть не имеющего никаких самобытных знаний. Неизбежно также быть требовательным относительно своих собственных суждений и иметь определенное понятие о правильном мышлении.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});