Отто Рюле - Исцеление в Елабуге

Неделю спустя в Гумраке во время получения продовольствия на складе мне рассказали одну историю, связанную с отклонением немцами капитуляции. Продовольственный склад играл роль своеобразного информационного центра – ведь там встречались представители разных штабов и частей. Там-то я и узнал, что командир 14-го танкового корпуса генерал Хубе незадолго до Нового года встречался с Гитлером и получил из его рук мечи к Рыцарскому кресту с «Дубовыми листьями». По указанию Паулюса Хубе должен был доложить фюреру всю правду о катастрофическом положении окруженных войск под Сталинградом. Хубе было обещано, что вновь организуемый южный фронт, о существовании которого никто не знал, получит приказ на новое наступление, чтобы деблокировать окруженные войска.

Ко всеобщему удивлению, Хубе вернулся в войска только 8 января 1943 года, а в ночь на 10 января сел в самолет, чтобы по приказу командующего сухопутными силами организовать снабжение вне котла.

… До последнего солдата

«При отклонении Вами нашего предложения о капитуляции предупреждаем, что войска Красной Армии и Красного Воздушного Флота будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженных германских войск…»

Так было написано в письме советского командования, направленном 8 января 1943 года генерал-полковнику Паулюсу. «А за их уничтожение Вы будете нести ответственность».

К этому времени в междуречье Волги и Дона находилось более двухсот тысяч войск. Заключительный акт страшной трагедии начался 10 января утром.

В полевом госпитале в Елшанке об этом узнали, услышав залп русской артиллерии. Землянка, где проводилась операция, задрожала, как от землетрясения. Хирург отложил скальпель, ассистент забыл дать раненому эфир. Все так и застыли на месте. Подполковник не договорил, как мне обеспечить госпиталь водой.

Залпы следовали один за другим. Выстрелы и разрывы перемешались до невероятности.

Вскоре началось такое, что вообще ничего нельзя было разобрать.

– Пойдемте со мной наверх, – приказал мне подполковник. – Посмотрим, что там происходит.

А пушки все стреляли и стреляли. По-видимому, их было очень много, не меньше нескольких тысяч. Ничего подобного до сих пор мне не приходилось ни слышать, ни переживать.

На горизонте показались бомбардировщики, несколько эскадрилий в боевом порядке. На юго-западе я увидел вспышки артиллерийских орудий. По-моему, стреляли из-под Цыбенко, километрах в пятидесяти от госпиталя. Все небо на юго-западе и западе было объято пламенем и дымом.

– Это и есть начало нашего конца, – заметил стоявший рядом со мной профессор.

– На Волге, кажется, пока еще тихо, – заметил я.

Они, наверное, начнут сжимать котел с запада и юго-запада. Это легче, чем вести бой в городе. А мы между тем будем продолжать голодать, да и аэродром в Питомнике мы скоро потеряем.

11 января 1943 года полевому госпиталю предписывалось доставить в Питомник двадцать раненых, чтобы на Ю-52 или Хе-111 переправить их в тыл.

Сначала врачи получили указания из армейского корпуса не перевозить на самолетах тяжелораненых, так как лежащие раненые занимали слишком много места. Потом этот приказ отменили.

Но счастливчик, которому удалось попасть в грузовик, еще не мог считать себя полностью счастливым. На аэродроме бригадный генерал медицинской службы со свитой врачей решал, транспортабелен этот раненый или нет. Если рана казалась им слишком легкой, раненого оставляли воевать в котле. В то же время ранение не должно было быть и слишком тяжелым.

Те же, кому удалось успешно преодолеть все препятствия и получить от бригадного генерала пропуск, должны были еще «сражаться» за место в самолете. Как протекал этот «бой», не знали ни я и ни один из двадцати раненых, которые на рассвете со счастливыми лицами влезли в полуторку. В мирной обстановке перевезти на полуторатонном автомобиле двадцать пять взрослых мужчин было бы очень трудно, а сейчас получилась даже некоторая недогрузка – настолько мы были худы.

Со средней скоростью, километров двадцать в час, наш грузовик двигался по замерзшему, исковерканному воронками шоссе. Большая часть маршрута проходила по дороге, по которой я пять дней назад ехал из Городища. На полпути от Воропаново до Гумрака водитель вдруг неожиданно свернул с шоссе в сторону. Вскоре в небе послышался гул моторов. Оказалось, это был наш Ю-52. Ему чудом удалось миновать зону зенитного огня русских, и теперь он шел на посадку.

Немецкие солдаты любовно называли эти самолеты «доброй тетушкой Ю». Такой самолет поднимал в воздух две тонны боеприпасов, горючего или продовольствия.

Всех сидевших в грузовике охватило радостное волнение. Раненые видели в этом самолете свое спасение, сопровождавшие их санитары радовались, что самолет привез хлеб и оружие.

Однако радоваться в общем-то было нечему. Что значит один Ю-52? Их должно быть по крайней мере в десять раз больше!

Раненые, конечно, не разделяли моих мыслей. Сквозь окошечко в задней стенке кабины я видел их радостные лица. Они думали только о самолете, который вывезет их из котла, и больше ни о чем.

Когда наш грузовик въехал на аэродром, самолет как раз приземлялся. К нему бежали солдаты из аэродромной команды и несколько жандармов. Вскоре подъехали и два грузовика.

Самолет вырулил на отведенное ему место. Пропеллеры вращались все медленнее и наконец совсем остановились. Затем открылась дверь, вниз полетели ящики, мешки, картонные коробки, видимо с продовольствием. Жандармы оцепили место посадки самолета. Между тем к самолету приближались санитары с носилками, спешили раненые. Все они должны были улететь из котла. Однако самолет мог забрать всего-навсего двадцать человек! Кому же посчастливится попасть в это число?

Я приказал остановить нашу полуторку недалеко от палатки, на крыше которой красовались два больших красных креста в белых кругах. По моим представлениям, я должен был организованно передать своих двадцать раненых, что подлежали отправке в тыл в самое ближайшее время. Но каково же было мое удивление, когда я увидел сцену, разыгравшуюся перед самолетом! Ни о каком порядке здесь не могло быть и речи.

Жандармы, оцепившие самолет (а они питались, видно, неплохо, потому что были сильны, как быки), с трудом сдерживали натиск раненых. Жандармы пинали раненых ногами, отбивались от них прикладами, совали стволы автоматов прямо им в лицо. Однако, несмотря на все это, кольцо жандармов постепенно сжималось. Неистово крича, ругаясь, кусаясь и жестикулируя, раненые все ближе и ближе приближались к самолету. Слабые падали на землю, их топтали ногами.

Картонки и ящики с продовольствием были тут же растерзаны. Жадные руки хватали хлеб, шоколад, горох, водку – все, что попадалось под руку. Одновременно все лезли в самолет, который мог забрать только двадцать человек. А желающих улететь было несколько сотен, причем все они словно обезумели в своем желании.