Анри Труайя - Распутин

28 февраля 1913 года в Санкт-Петербурге, в Казанском соборе, отслужили торжественный молебен в честь трехсотлетия дома Романовых. В то утро Родзянко прибывает на место задолго до начала церемонии. Его предупредили, что представители Думы будут находиться позади Государственного Совета и Сената. Едва он открыл рот, чтобы выложить все, что он думает о притеснении уважаемых людей, избранных народом, как обнаружил Распутина, занявшего место далеко впереди тех, что предназначались для депутатов. Возмущенный, он приказывает старцу убраться. Последний повышает голос и заявляет, что приглашен «персонами еще более высокого ранга». Правда, предупреждая скандал, он уйдет до того, как патриарх Антиохий начнет официальную службу в заполненном народом соборе. Всем страшно хочется знать, здесь ли Распутин. Они вертят головами, выискивая его в толпе верноподданных, жужжат друг другу в уши относительно скандального происшествия. Императрица, корона на голове, поглядывает время от времени в сторону своего сына, такого хрупкого, такого бледненького. Каждая минута дается ей с трудом, она опасается обморока. Ее единственная надежда — Распутин, который где-то позади нее, затерялся в толпе. Она уверена, он молится с ними и все будет хорошо для ребенка, на маленьких плечиках которого будущее самодержавия. Во время службы она как бы стоит на раскаленных углях. Если бы в ее власти, она упросила бы кудесника жить во дворце, вместе с Алешей.

Но в стране появились веские причины для беспокойства. Австрия только что аннексировала Боснию и Герцеговину. Сербия, традиционно связанная с Россией, беспокоится из-за того, что считает маневр запугиванием. Определенная часть русской печати усиленно требует, чтобы «сербские братья» были ограждены от австрийских притязаний. Великий князь Николай Николаевич подстрекает царя разжечь войну. Он убежден, в этом случае великие державы сохранят нейтралитет. Разбив Австрию, Николай II возьмет реванш и забудет об унизительном поражении в русско-японской войне. С крестьянской сметкой, но не искушенный в политической казуистике, Распутин интуитивно враждебен любому противостоянию в пограничных вопросах. Простой крестьянин, он считает, что война, по какой бы причине она ни была развязана, — гибель для народа: разоренные деревни и города, разбитые жизни, загубленный урожай, смерть и отчаяние повсюду и вот уже превращается земля, данная нам Господом, в огнедышащее горнило. Впервые он вмешивается в дела общественности и заявляет журналисту Разумовскому: «Католики готовятся к войне, она им нужна, сами себя накажут и других страдать заставят. Пакостная это штука — война… Немцы и турки пожрут друг друга: они дальше свого носа не видят, аукнется это им. Шиш получат, и себя погубят. А нам нужно в согласии и мире жить, тогда потихоньку-полегоньку и вознесемся над всеми, так Бог велит». Он против войны не из-за политических или философских соображений. Это животный страх. Он хочет поговорить с царем. Но Николай II колеблется. С одной стороны, ему не нужно дразнить сербов, с другой, — страшно бросаться в омут. Он отправляется в Берлин в мае 1913 года, чтобы присутствовать на свадьбе принцессы Виктории Луизы Прусской и великого князя Эрнста Августа Брунсвика и встречается там с кайзером и королем Англии Георгом V. Все государи, казалось, согласны поддержать статус-кво в этом регионе мира. Но немного погодя Болгария нападает на Сербию. Молниеносная война закончилась поражением Болгарии перед лицом балкано-турецкой коалиции. Большие государства держатся в стороне, никто не собирается вмешиваться.

Царь покидает Берлин, нет еще спокойствия в этой части Европы, императорская семья продолжает отмечать трехсотлетнюю годовщину династии Романовых посещением главных городов империи, следуя по маршруту, который привел Михаила Романова в шестнадцатилетнем возрасте из Костромы, где они правили с матерью, в Москву, где Собор должен был поставить его царем. Бесконечная юбилейная поездка утомляет царицу, которая опасается празднеств и приемов. К счастью, она добилась, чтобы Распутин сопровождал их в этом путешествии. Теперь Их Величествам нечего бояться. Во время следования старцу видно, с каким желанием приветствовать государей народ толпится вдоль дорог. Вперед! У самодержавия будущее. Если и находятся умники и кое-кто из дворянчиков покритиковать действия царя, то большинство людей совершенно искренне к ним привязаны. Из своей машины, входя в число официальных лиц, сопровождающих царских особ, Распутин на протяжении пути видит тысячи незнакомых лиц. Это доказательство крепкого союза самодержавия и земли русской. Благословляют «отца народа» восторженными речами и крестным знамением. Именно здесь, а не в Санкт-Петербурге особенно чувствуется единство с родной землей. В Костроме была проведена служба в Ипатьевском монастыре[4], где Марфа, мать будущего царя России, триста лет тому назад принимала представителей Собора, пришедших к ее сыну. Распутин нашел себе местечко в нефе храма. Перед глазами видение, мелькнуло и исчезло. Он, ну, конечно же, он среди тех, кто восстанавливал самодержавие после Смутного времени, последовавшего за смертью Бориса Годунова и коротким царствованием Федора II.

Самое удивительное, памятное путешествие, служащее для укрепления связи царских особ с подданными, возносит Распутина на политическую сцену. Возвратившись в Санкт-Петербург, он охотно и компетентно высказывает свое мнение по самым заковыристым для правительства вопросам. И его предположения в большинстве случаев попадают в самую точку. Так, осенью 1913 года в Киеве во время процесса над молодым евреем Менделем Бейлисом, арестованным два года тому назад за соучастие в ритуальном преступлении в отношении православного ребенка, Распутин старается показать самодержцу полную несостоятельность обвинения, умышленно раздуваемого антисемитами во главе с министром юстиции Щегловитовым и будущим министром внутренних дел Маклаковым. Действительно, перед судом присяжных, состоявшим в основном из крестьян, обвинение в том, что евреи во время их тайных обрядов используют православную кровь, было наголову разбито защитой, а Бейлиса оправдали. Распутин сильно опасается Коковцева, у которого довольно шаткое положение в Совете, и упрекает его в том, что государственная монополия на торговлю водкой, дающая весомые доходы, способствует «спаиванию народа». Граф Витте ходатайствует перед Его Величеством об ограничении продажи спиртного и подсказывает, что потери можно компенсировать повышением прямых налогов. Поминутно повторяет, что пьянство — основной бич России, люди пьют, чтобы забыть свою нищету и грехи, и нужно закрыть «царские кабаки». Говоря об этом, он сознательно действует в пользу миллионов мужиков, которых он представляет перед троном. Его настойчивость заставляет Николая II отделаться от председателя Совета, придерживающегося другой политики. Честный и воздержанный Коковцев будет отстранен к пущему удовольствию старца. Не желая самому объясняться с приближенным соратником, император сухо извещает его в письме, что «интересы государства требуют неукоснительно отставки». Коковцева заменили на шестидесятилетнего и послушного Горемыкина. Враждебно относящийся к парламенту, преданный монархист, этот уставший от жизни реакционер сам себя сравнивает со старой, побитой молью шубой, которую извлекают из сундука в «худшие времена». И вот теперь, стараниями царских особ и пресловутого старца, в 4-й Думе, избранной в ноябре 1912 года по новой системе тайного голосования, большинство составили правые националисты и октябристы.