Владимир Соловьев - Последний солдат империи. Юрий Дмитриевич Маслюков в воспоминаниях современников

Во-вторых, в процессе работы над предыдущим проектом стало очень ясным отставание производства средств связи, электронной и радиопромышленности от мировых стандартов. Благодаря энергии Маслюкова в 1986 г.удалось пробить постановление об ускоренном развитии этих трех отраслей, и опять-таки под руководством Юрия Дмитриевича была разработана комплексная программа, описывающая алгоритм действий на каждом этапе. Все было учтено до мелочей: сколько следует делать, допустим, микросхем, каких именно, на предприятия каких отраслей будут поставляться эти микросхемы, сколько понадобится для их производства энергии, заводских площадей, так называемых «чистых комнат»; каким оборудованием и в каких количествах будут оснащаться производственные комплексы, какой будет потребность в кадрах – и, соответственно, в какие вузы и техникумы следует увеличить прием абитуриентов и насколько.

Мы уже говорили о том, что Маслюков тонко чувствовал то, что принято называть прорывами в технологиях, – так, он всячески поддерживал идею строительства завода по производству персональных компьютеров. Будучи председателем Госплана, Юрий Дмитриевич ежемесячно проводил совещания, на которые обязательно приглашались министр электронной промышленности СССР В.Г. Колесников и министр радиопромышленности В.И. Шимко, специалисты Института точной механики и вычислительной техники им. С.А. Лебедева (там были разработаны советские суперЭВМ серии «Эльбрус»), сотрудники зеленоградского Научного центра микроэлектроники, конструкторы систем связи.

Третий проект был не менее масштабным, и притом очень необычным. Суть его состояла в резкой демилитаризации экономики, переключении определенной части научных и производственных мощностей на создание технологического оборудования и переоснащение предприятий так называемой «группы Б» – то есть тех, которые обслуживали непосредственные потребности населения. Сотрудник Маслюкова по Военно-промышленной комиссии рассказывал, что поначалу многие даже не поняли, зачем это нужно.

Юрий Дмитриевич вышел с предложением ликвидировать Министерство машиностроения для легкой и пищевой промышленности и бытовых приборов и все предприятия передать в военно-промышленный комплекс. Он настаивал на том, чтобы не создавать по этим предприятиям отдельные главки, а включать заводы в объединения оборонного комплекса, «сажать» на экономику наших объединений. Смысл этого я понял, пожалуй, только когда побывал на двух заводах, которые передавались Министерству радиопромышленности. Я увидел, что технология там отсталая, оборудование устаревшее, но благодаря тому, что их включали в состав наших научно-производственных объединений, у них резко появлялись определенные резервы, связанные с тем, что наше оборудование, которое мало использовалось или совсем не использовалось, передавалось на эти предприятия. Ну и, конечно же, Юрий Дмитриевич задействовал научные мощности наших прикладных исследовательских институтов и конструкторских бюро для разработки технического оборудования этих отраслей. Он считал, что мы просто обязаны переоснастить эти отрасли, с тем чтобы они выпускали продукцию на уровне лучших мировых образцов, как это всегда было в военно-промышленном комплексе.

Например, Министерство радиопромышленности отвечало за весь цикл холодильного оборудования для транспортировки и хранения: это и холодильные фуры, и бытовые холодильники, и промышленные, и оборудование для торговых залов и предприятий общественного питания. Также под эгидой Радиопрома появились гравировальные машины, которые с точностью до полумиллиметра наносили рисунок на ткани, или семнадцатиметровые здоровенные станки, которые разрабатывались в КБ и делались на заводе, выпускавшем командные пункты, радиостанции под светонаведение и знаменитые комплексы С300. Министерство авиационной промышленности отвечало за расфасовку сыпучих материалов и упаковку и транспортировку овощей и фруктов. В подчинение Министерству среднего машиностроения были переданы молокозаводы: при ускоренных испытаниях выяснилось, что средмашевская сталь более устойчива к коррозии при соприкосновении с молоком – по этой характеристике она оказалась почти в полтора раза лучше шведской стали, которая обычно использовалась, поэтому минсредмашевские организации стали разрабатывать модульные молокозаводы. Собственно, можно было бы привести еще массу подобных примеров. И все это работало четко.

Видите ли, когда началась конверсия, в основном все было организовано не пойми как, то есть на уровне «а что бы вы могли сделать?». Каждый делал все что мог, но ведь по большому счету никто просто не знал, что он должен делать и зачем это надо. У Маслюкова все было продумано в подробностях: что разрабатывается, сколько штук надо сделать, на какие предприятия это пойдет. Он прекрасно понимал, что основа функционирования системы – постоянное обновление, динамика. А для обновления необходима концентрация человеческих, финансовых и производственных ресурсов. Поэтому он не сковородки делал, к чему призывали когда-то недалекие люди, а технологическое оборудование. Маслюков считал, что для того, чтобы решить проблему с товарами народного потребления и продовольствием, нам нужно переоснастить предприятия соответствующих отраслей, и именно этим и занимался. Кроме того, обычной была такая практика (и Маслюков всегда был ее сторонником): если есть завод, который выпускает технологическое оборудование, его намеренно планировали убыточным – чтобы его продукция стоила очень дешево и ее могли купить любые заводы. А вот уже они из прибыли от своей наукоемкой продукции этот завод дотировали.

Мы привыкли считать, что военно-промышленный комплекс СССР был своего рода огромным пылесосом, выкачивающим средства из экономики, – на эту тему много и эмоционально говорили в конце 1980-х гг. Однако знакомство с сухими цифрами заставляет взглянуть на картинку под другим углом: на самом деле стоимость основных фондов девяти отраслей оборонной промышленности составляла всего около 6% от стоимости основных фондов всех предприятий страны. Процент ВВП, направлявшийся на оборону, был вполне приемлемым, даже чуть ниже, чем в Соединенных Штатах, не говоря уже об абсолютных цифрах – в денежном выражении наши военные расходы были заметно меньше.

Современные руководители часто начинают спорить – мол, у вас неверные данные, вы не в тех ценах считаете… А что значит «не в тех»? Цены, как известно, для всех были одни и те же. Тот же токарный станок что колхозу, что оборонному заводу стоил одинаково. Методика оценки стоимости зданий и сооружений была едина – что для свинофермы, что для фабрики. Никто не спорит с тем, что на оборонную отрасль работали другие отрасли промышленности, но что касается процентов от ВВП, от бюджета – это были очень скромные проценты. Конечно, денег у оборонки было намного больше, чем сейчас, однако нельзя сказать, что их было неограниченное количество. И, между прочим, на эти деньги многое делалось. Например, самолет МиГ-29 в 1985 г. поставлялся в Советскую армию по цене 8 млн 160 тыс. рублей. И в то же время те же МиГи продавали Индии по 24 млн долларов. Танк Т-72 поставляли в армию примерно по 270 тыс. рублей и продавали за границу по цене более 1 млн долларов за единицу. То есть оборонка абсолютно окупала себя. Разница лишь в том, что маржа в те времена была государственной, а сейчас она частная, да и цены на внутреннем рынке сегодня зачастую выше экспортных.