Паскаль Бонафу - Ренуар

Он был зачислен в кирасирский полк. Генеральный штаб принял решение усилить кавалерию, чтобы армия поскорее добралась до Берлина. В результате Ренуар был переведён в четвертый взвод десятого эскадрона. Перед отъездом в Либурн он узнал, что Базиль записался в третий полк зуавов.54 В записке, отправленной Базилю в спешке, Эдмон Мэтр написал: «Вы безумец! Величайший безумец!», а Ренуар приписал: «Архиболван, чёрт возьми!»

В Либурне сержант эскадрона был крайне удивлен, когда узнал, что Ренуар никогда не сидел в седле. Он отвёл его к капитану Бернье. Однако офицер не отправил Ренуара в пехотный полк. — Волею судеб его дочь увлекалась живописью. Капитан стал обучать Ренуара верховой езде, а Ренуар, в свою очередь, давал уроки живописи его дочери…

Прошло несколько недель, и Ренуар не только превратился в очень приличного кавалериста, но ещё и оказался способным ловко объезжать вверенных ему лошадей. «Я был совершенно счастлив. В доме капитана меня принимали как своего. Я наблюдал, как девочка пишет маслом, и в то же время сам писал её портрет. У неё была восхитительная кожа. Я рассказывал ей о своих друзьях в Париже. Вскоре она стала даже большей революционеркой, чем я. Она была готова сжечь картины Винтергальтера».55 Тяжёлая форма дизентерии прервала это своеобразное течение казарменной жизни.

В письме от 1 марта 1871 года Ренуар поделился со своим другом Ле Кером: «…состояние моё было настолько тяжёлым, что я не мог ни есть, ни спать. Я был настолько изнурён, что чуть было не отдал концы, если бы в Либурн не приехал мой дядя и не увёз меня в Бордо. Бордо мне немного напоминал Париж, к тому же я видел здесь не одних только военных; всё это способствовало моему скорейшему выздоровлению». И только когда Ренуар вернулся в эскадрон, он осознал, чего он избежал. Все считали его мёртвым. Он должен был разделить участь всех тех парижан, которых пришлось похоронить на кладбище Либурна.

Ренуар нашёл капитана Бернье в Вик-ан-Бигор, в нескольких километрах к северу от Тарба и снова начал объезжать лошадей, что доставляло ему огромное удовольствие. «Следует знать лошадей Тарба; для меня это наилучшая порода лошадей, сильных, выносливых и имеющих достаточно арабской крови, чтобы это придало им благородство».

Известия о предварительных переговорах о мире 26 февраля 1871 года, очевидный интерес, проявляемый Ренуаром к своим лошадям, уроки живописи, даваемые им дочери капитана, — всё это скрашивало его службу в армии. 26 лет спустя, 1 февраля 1897 года, племянница Эдуара Мане Жюли отметила в своём дневнике: «Ренуар рассказывал нам, что после заключения перемирия он, будучи солдатом, провёл два месяца в одном шато,56 где его обслуживали, как принца, а он давал уроки живописи девочке и весь день совершал прогулки на лошади. Его не хотели отпускать, опасаясь, что его могли убить во время Коммуны». Капитан Эдуар Бернье и его жена Мари Октавия старались удержать учителя их дочери ещё и потому, что, нарисовав её портрет, он начал писать их. Более того, капитану нравились также и другие редкие качества Ренуара: «Мой капитан ценил мой жизнерадостный нрав и, осмелюсь отметить, мою находчивость — я умел забивать гвоздями ящик как никто другой. Он считал, что у меня боевой дух, и хотел, чтобы я продолжил военную карьеру». Но об этом и речи быть не могло, потому что Ренуар хотел заниматься только живописью и вернуться в Париж. Наконец 10 марта 1871 года он был демобилизован.

В столице в это время было неспокойно, зрело восстание парижан, возмущённых тем, что правительство Тьера57 заключило мир с Пруссией. 10 марта Национальное собрание, избранное в феврале, поспешило удалиться в Версаль, так как было серьёзно обеспокоено нараставшими волнениями. 17 марта правительство направило войска в столицу, приказав им овладеть пушками Бельвиля и Монмартра. Но солдаты стали брататься с парижанами, которые отказались сражаться против них. Генералы Лекомб и Тома, отдавшие приказ открывать огонь по толпе, были расстреляны. 28 марта члены Совета Коммуны, избранные двумя днями ранее, обосновались в мэрии города. Париж, в который прибыл Ренуар в апреле 1871 года, был под властью Коммуны.

Ренуар позже признавался Воллару: «Вы должны представить себе, насколько я ненавидел всех их, но когда я увидел вблизи версальцев, я не мог не признать, что они были такими же глупцами, как и другие». Ренуар не осуждал ни меры солидарности, ни красное знамя, учреждённое Коммуной. Но он, несомненно, был одним из тех, кто оказался в растерянности, когда был снова введён революционный календарь,58 принятый Конвентом 5 октября 1793 года. Таким образом, Ренуар вернулся в Париж в флореаль LXXIX года Республики. Ещё сложнее было разобраться, какой это был день — примиди, картиди или нониди…

Другое, гораздо более серьёзное известие потрясло Ренуара. Он узнал о смерти Базиля. Младший лейтенант третьего полка зуавов Базиль был убит в Бон-ла-Роланде 28 ноября 1870 года… Ренуар всегда вспоминал о нём с огромной грустью как о «таком чистом, подлинном рыцаре, друге моей юности». Мог ли Ренуар вернуться на улицу Висконти? Портрет Базиля, написанный им там, был первой из его работ, отмеченной Мане. «Так как перед каждой из моих картин Мане повторял: “Нет, это уже не портрет Базиля”, — это позволило мне предположить, что по меньшей мере хотя бы один раз я написал что-то не так уж плохо». Артиллерийские снаряды регулярно падали на квартал, что заставило Ренуара переехать. Но так как он был очень привязан к левому берегу Сены, то переселился совсем недалеко: он нашёл комнату на углу улицы Драгон.

Ренуар снова начал писать. Он пишет портрет Рафы, возлюбленной Эдмона Мэтра. Хотя она так никогда и не стала женой Мэтра, а её настоящее имя — Камилла, её называли и всегда будут называть Рафа Мэтр… Ренуар написал её в белом шёлковом платье, стоящей около клетки с одним из её любимых попугаев, перед окном, с японским веером в руке. Возможно, он позаимствовал у кого-то этот веер для натюрморта с букетом, где изобразил его перед гравюрой Мане, подражая Веласкесу.

И Ренуар снова стал работать на пленэре, не осознавая, какому риску подвергает себя. Однажды он писал на террасе Фойланов в Тюильри. Офицер подошёл к нему и предупредил: его люди уверены, что его занятие живописью — всего лишь чистое притворство, а на самом деле он шпион и составляет карту местности, чтобы представить её в Версаль. Было бы лучше, если бы он поскорее убрался. «Мне не нужно было повторять это дважды. Я поспешил удалиться и был счастлив, что так легко отделался». В Париже во время Коммуны он навестил Курбе, который, как ему показалось, не думал ни о чём, кроме разрушения Вандомской колонны.59 Ренуар понял, что здесь стало невозможно писать. Это же подтверждал и другой произошедший с ним случай, чуть не закончившийся трагически. Прохожие окружили офицера и стали доказывать ему, что, вне всякого сомнения, так называемый художник — шпион, которого нужно немедленно бросить в Сену. «Ведь топят же маленьких котят, а они причиняют гораздо меньше вреда, чем он», — доказывала старая дама. Но тут кто-то предложил отвести его в мэрию шестого округа, где круглые сутки дежурит взвод для расстрела шпионов. Окружённый толпой Ренуар был препровождён в мэрию. И там неожиданно его спас случай: он увидел проходящего мимо Рауля Риго, «выглядевшего превосходно, в мундире, подпоясанном трёхцветным шарфом, в сопровождении генерального штаба в великолепной военной форме».