Хескет Пирсон - Бернард Шоу

Нет сомнения, что многие из знакомых Шоу находили его человеком если не сумасшедшим, то, по меньшей мере, эксцентричным. Переживая затянувшееся увлечение Шелли, он в 1881 году обратился в вегетарианца: мясная пища, заявлял он теперь, это «людоедство, из трусости не посягающее на людей». Против мясного стола у него было три возражения.

Прежде всего, гнусно пожирать своих ближних: к животным он испытывал совершенно родственные чувства. «Забавно разговаривать со зверями на языке, который я сочиняю для них. Вроде, им эта беседа доставляет не меньшее удовольствие; они чутко реагируют на тон моего высказывания, хотя его интеллектуальное содержание не вполне до них доходит. Случалось, в придачу к снятой квартире мне доставались собаки, и я вынес убеждение, что если животные не знали прежде человеческого обращения и потому дичатся людей (последние вели бы себя не лучше в их шкуре), то достаточно заговорить с ними как с ровней — и нас уже водой не разольешь. Только так я могу сходиться с животными. Как приятно, когда дикая пичужка начинает тебе доверять — малиновка хотя бы! Мне доставляет удовольствие расположить к себе враждебно настроенное поначалу животное. Но если зверь несговорчив — он мне делается неприятен. В зоопарке всегда есть угрюмый косматый лев, который разорвет вас ни за что ни про что. Но по соседству есть и прекрасный безгривый лев, с которым безопаснее поиграть, чем с иным сенбернаром: ничто так не нужно ему для светлого расположения духа, как ласка и внимание. Мое отношение к этим львам меньше всего походит на отношение плотника к дереву: этот кусок сучковатый, а тот — податливый, приятно в руки взять. Или, например, мотоциклы: вот этот капризный, на нем шею свернуть недолго, а тот в полной исправности. Нет, я отношусь к львам так же, как к людям. Один мне нравится, другого я не люблю. Вырвись они из клетки и получи пулю в лоб, я бы очень сокрушался о первом, второй же не дождался бы от меня никакой другой отходной, кроме: «Собаке — собачья смерть». Ясно, такие чувства вызывают только ближние. Я думаю, что настоящий человеколюб должен находить ближних в любом образе». Из чего, впрочем, для него не следовало, что грех убивать зверей, насекомых и даже людей. Оберегая себя, люди частенько истребляют крыс, мышей, кроликов, волков, оленей и змей: «Мы знаем, что буддист метет перед собой дорогу, дабы не наступить на мошку; но что он делает с блохой, мешающей ему спать, того мы не видим».

Далее, потребление мяса вредно с общественной точки зрения:

«Человек попадает в страшное рабство к животным. Коровы и бараны, окруженные челядью ветеринаров, животноводов, пастухов, живодеров, мясников, молочниц и бог знает кого еще, отвлекают массу человеческого труда от воспитания людей и заботы о них. Я уповаю на то, что придет время, когда мы научимся питаться воздухом и одним разом покончим с антисанитарией, которую несет с собою мясной стол».

Наконец, от мяса страдает здоровье, вянут силы. «Противно смотреть на разгуливающих мертвецов; как это дико!» — записывал Шоу и, хотя сам отменным здоровьем не отличался, был «по меньшей мере в десять раз крепче любого пожирателя трупов». Бык, сильнейший из зверей, — вегетарианец. Даже лев, растерзав добычу, лакомится не плотью, а лезет в желудок, ищет непереваренную зелень. Подпаленной падалью брезгают лучшие в мире атлеты.

У вегетарианца одно горе — некуда девать энергию, ее просто немыслимо избыть сполна. Шоу требовалось «рыть канавы по полтора часа ежедневно — тогда, пожалуй, пар не разорвет котлов… Дайте мне работу! Лучше всего — прорежать джунгли. Впрочем, сойдет и малярная кисть!»

Однако не одному только вегетарианству был он обязан своей кипучей энергией:

«Я трезвенник, ибо мои родные с лихвой возместили все, что могла задолжать семья Шоу винокуренной промышленности, я был перед нею чист; ну, а кроме всего прочего, мой мозг не нуждался в искусственном возбуждении… Я напрямик объявляю, что потребителю виски и мертвой плоти не по силам высокий труд, к которому он призван». Правда, толкуя со мной по этому поводу, Шоу допускал, что «поскольку большинство людей не умеют и пяти минут мыслить последовательно и конструктивно, то невелика будет потеря, если затмение поразит отпущенные им умственные способности».

Нелюбовь к табаку тоже сберегала силы. Его отец был против «неразумной выдумки — давать служащим неприсутственный день: ведь только и делают, что дымят напропалую и бока пролеживают». Джи-Би-Эс не мог отказать отцу в здравом взгляде на алкоголь и табак, даже если тот недостаточно твердо держался своих идеалов на практике.

Шоу признавался: «Мальчишкой я по дурости считал, что затемнять свои легкие — достойное мужчины дело. Но уже подростком стал задумываться: платим трубочистам за дымоходы, а сами коптим комнаты мерзким дымищем! Мало, что ли, без нас в мире грязи, дыма и духоты?»

В войну 1914–1918 годов было высказано предположение, что мыслями, творчеством, своим характером Джи-Би-Эс обязан овощной диете, а поскольку в те дни и без того назревал вопрос — жевать зелень или помирать с голоду, — это счастливое предположение обещало большую панику. Шоу внес успокоение в умы своих сограждан: «Вегетарианцев в мире — тьма тьмущая, а Бернард Шоу — один… Знаменитым за здорово живешь не делаются, тут мало отказаться от котлет в пользу макарон».

Но раньше он все же утверждал, что вегетарианцы, подобно фарисеям, не похожи на других людей: «Вегетарианец оказывается в необычном положении, он испытывает все то же, что и другие, но ощущения у него иные. Иначе переносит он боль, радость, по-другому треплет его лихорадка и прохватывает холод; другой предстает ему любовь». (Иными словами, Шоу — не такой, как все!)

Овощи были ему по вкусу: «Человек с моей духовной энергией не склонен живиться трупами», — твердил он. Здесь все дело вот в чем: Джон не потому баптист, что ест акриды и дикий мед, он только потому их и ест, что он баптист. Давая человеку избыток сил, овощной стол пестует определяющие черты в его характере. Преступник не сделается христианином, посади его на картошку и капусту. Он только еще больше озвереет. Так и Шоу — он еще больше сделался самим собой. Преступников в мире больше, чем христиан, и, стало быть, без мяса нам никак не обойтись.

А Шоу уже до своего вегетарианства бурлил энергией. Сочинению романов досталась только малая ее часть. И вот, с целью найти приложение этой энергии, а заодно укрепить нервы, в 1879 году он вступает в дискуссионный клуб — на пару со своим другом Джеймсом Леки, который пробудил в нем интерес к фонетике. Клуб этот назывался Обществом изысканий. Его члены рассуждали об эволюции, атеизме и на другие темы, молились на Джона Стюарта Милля, Чарльза Дарвина, Герберта Спенсера, Гекели, Мальтуса и Ингерсола. Во время дебатов, происходивших в стенах «Лиги заботы и попечения о женщинах» на Грейт-Куин-стрит, Шоу впервые ввязался в спор.