Робин Апдайк - Саддам Хусейн

Действительно, как будет продемонстрировано два десятилетия спустя казнью британского журналиста иранского происхождения Фарсада Базофта по обвинению в шпионаже, охота Саддама на ведьм в виде «шпионов» и «заговорщиков», казалось, только усиливалась от западных протестов. Призывы к терпимости от видных людей мира, например, от генерального секретаря Организации Объединенных Наций, лишний раз провоцировали Хусейна казнить людей с еще большей энергией: в феврале 1969 года было казнено еще семь человек, а через два месяца — еще четырнадцать. Как и в январе, власти агитировали население присутствовать при казнях, и жуткие сцены, происходившие в центре Багдада, были выразительно описаны британским журналистом:

«В день повешения полиция фактически отдала центральный Багдад на восемь часов юнцам. Под руководством партийных комиссаров Баас они воздвигли виселицы на клумбах, патрулируя ближайшие дороги, взяли под контроль десятки тысяч наблюдателей и крикливо требовали новых казней. У каждого из трех военных среди казнимых были повязки на лодыжках или запястьях; по форме суставов было видно, что они сломаны».

Однако большинство казней в феврале и марте происходили в южном городе Басра (преимущественно шиитское сообщество — около иракской границы) с явной целью послать прямое предупреждение и шиитскому сообществу, и иранскому шаху, который в то время увеличивал свое давление на режим Баас в попытке утвердить гегемонию Ирана в Персидском заливе. Чистки стали не только средством подавления внутренней оппозиции, но и подходящим элементом внешней политики. Действительно, 21 января 1970 года иракские службы безопасности заявили, что они раскрыли антиправительственный заговор, поддерживаемый «Ираном, ЦРУ и сионистами». Упомянутый заговор включал несколько десятков человек из военного персонала и возглавлялся якобы двумя отставными старшими офицерами: Абделем Гани аль-Рави, протеже братьев Ареф, и полковником Салихом Махди аль-Самарраи, бывшим военным атташе иракского посольства в Бейруте во времена монархии. Согласно официальным данным, заговорщики организовали «ударные бригады», чтобы убивать партийных и правительственных деятелей. Час икс был намечен на 10 часов вечера 20 января, но большинство заговорщиков было арестовано заранее. А дело начиналось так. Приблизительно 50 вооруженных людей во главе с аль-Самарраи, решили отправиться в президентский дворец. Как только они достигли своей цели, ворота распахнулись и, беспрепятственно войдя, группа направилась в большой зал. Пока они раздумывали, что делать дальше, двери раскрылись, и в зал вошел Саддам в сопровождении нескольких офицеров. Заговорщики без сопротивления сдались, поняв, что их заманили в ловушку.

В тот же день, когда Багдад объявил о разоблачении заговора, специальный суд под председательством капитана Тахи Ясина аль-Джазрави (Рамадана), члена СРК и близкого соратника Саддама, включающий саддамовского палача Надима Каззара, был созван, чтобы судить заговорщиков. Тридцать семь офицеров были приговорены к смерти за попытку свергнуть правительство и были казнены оружием, которое они якобы получили от иранских служб безопасности. Еще пятнадцать человек были брошены в тюрьму. Смертный приговор был также вынесен сосланному премьер-министру Найифу, который якобы организовал этот заговор «по указке иностранных элементов». Иракское правительство приказало иранскому послу покинуть Багдад в 24 часа. Иранские консульства в Багдаде, Кербеле и Басре были закрыты, а несколько иранцев, проживающих в стране, были спешно депортированы.

Хотя суровость иракской реакции дает некоторые основания подумать, что проиранский заговор действительно имел место, непонятная обстановка в Багдаде, где каждый считался потенциальным, если не настоящим шпионом, практически не дает возможности подтвердить действительную степень иранского вмешательства. В то время те, кто считался главными заговорщиками, Найиф и аль-Рави, даже не были в Ираке. Ясно, однако, что с точки зрения Саддама этот инцидент послужил сигналом иранскому шаху, что Баас не испугается возрастания его силы в регионе. Он также украсил ярким пером шляпу Саддама Хусейна. Участие членов вооруженных сил в «заговоре» повредило военной группировке в руководстве и дало возможность бдительному заместителю председателя еще раз показать, что именно он и его надежные службы безопасности, а вовсе не военные, обеспечивали нормальное функционирование партии.

И это не было пустословием. К тому времени длинные руки аппарата безопасности уже дотянулись до рядового иракца. Баасистская милиция патрулировала улицы. Неожиданные облавы на частные дома среди ночи довели до всеобщего сведения, что от контроля не уйти никому. Как выразился один британский журналист, Ирак превращался в «место, где люди исчезали, а их друзья были чересчур перепуганы, чтобы спросить, что с ними случилось; люди, арестованные по ничтожным обвинениям, „кончали с собой“ в тюрьме; таинственным образом убивали бывших видных людей; политики исчезали».

Службы безопасности под началом Саддама вели также борьбу против коммунистов, старых врагов Баас. Как это часто бывает, идеологическая близость порождает яростное соперничество. Борьба за души и умы тех же самых избирателей при помощи похожих рецептов спасения не может не обострить разногласия и не породить резкую дисгармонию, когда каждая партия пытается доказать, почему предлагаемые ею несколько иные средства гораздо лучше, чем у соперника. В случае Баас и Иракской Коммунистической Партии (ИКП), двух знаменосцев «социализма», противостояние было не только желчным, но и крайне кровавым. В конце 1950-х годов, будучи основным фундаментом режима Касема, коммунисты осуществляли масштабные зверства против «арабских националистов», включая и крошечную партию Баас. Через несколько лет, во время первого правления Баас, при Бакре сотни левых были казнены и тысячи арестованы.

Однако Саддам всегда смотрел на отношения с коммунистами чисто практически. Его никогда чрезмерно не беспокоила идеологическая сторона доктрины. Для него самого коммунизм был иностранной идеологией, не соответствовавшей национальным, духовным и экономическим потребностям арабов: «Традиционно марксизм привлекает угнетенных. Однако в случае арабской нации дело обстоит не так… Социалистические программы в арабской истории исходили не только от бедных, но и от людей, которые сами не знали угнетения, но стали лидерами бедняков. У арабской нации никогда не было такого классового сознания, как у других наций». Однако его всегда глубоко тревожила народная база этого движения и его эффективная организационная структура, особенно в таких чувствительных сегментах иракского общества, как угнетенные курды и шииты.