Андрей Жуков - Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

… Халха-Монголия, или Великая Степь (таково было древнее название этой страны) давно привлекала самое пристальное внимание и российского МИДа, и Генерального штаба Императорской армии, и Священного Синода Греко-российской православной церкви, и десятков тысяч русских торговцев, промышленников, золотоискателей, и просто любителей приключений. Российское Императорское географическое общество (ИРГО) снаряжало в Великую Степь многочисленные научные экспедиции. Монголию, пустыню Гоби, пути в Тибет исследовали экспедиции Н. М. Пржевальского, П. К. Козлова, В. Потанина, православные духовные миссии, просто предприимчивые торговые люди. Монголия была своеобразным ключом к Центральной Азии, отсюда открывалась дорога в таинственный Тибет, куда так стремились британцы, отсюда предоставлялась возможность активного влияния на политику пекинского императорского двора. Особенное значение Монголия приобретала в свете усиливавшегося стремления европейских держав, а также Японии и набиравших силу Северо-Американских Соединенных Штатов к экономическому и политическому доминированию в многомиллиардном Китае. В апреле 1905 года, когда Русско-японская война была в самом разгаре, в административный центр Халхи — Внешней Монголии, Ургу, был командирован действительный член Императорского Географического общества, капитан русской армии Петр Кузьмич Козлов. Все расходы по командировке капитана Козлова несло русское военное ведомство — П. К. Козлов был военным разведчиком и работал, как ныне говорят, «под прикрытием» ИРГО. В своем письменном отчете о командировке в Монголию сам Петр Кузьмич сообщал: «В апреле месяце текущего 1905 года я был командирован по высочайшему повелению в Ургу, в целях приветствования тибетского далай-ламы от ИРГО; вместе с тем Главный штаб возложил на меня поручение изучить современное состояние Северной и Восточной Монголии». В своем докладе П. К. Козлов сообщает, в частности, любопытные сведения о настроениях и симпатиях монголов: «Монголия вся совершенно спокойна и дружественно расположена к России, чему в значительной степени мы обязаны в настоящее время отличным отношениям с правителем Тибета[9]. Обаяние и престиж далай-ламы действительно огромны. Урга только теперь увидела всех монгольских князей, открыто льнущих под совет далай-ламы… Монголия беспрепятственно продает армии рогатый скот, баранов и лошадей. Нынешнее лето в Монголии отличалось крайней сухостью, бездождьем, вызывающим опасения за пастбища. Трехсотенный отряд хунхузов, состоящий на службе у русской действующей армии, по справкам, работает блестяще в нашу пользу. Соседние монголы также». Но не только капитан П. К. Козлов вел разведывательную работу в интересах Российской империи. Весной 1906 года для усиления русского политического и экономического влияния в Монголии в Харбине была учреждена так называемая монгольская агентура, во главе которой был поставлен офицер-разведчик, подполковник Генерального штаба Александр Дмитриевич Хитрово. Этот чрезвычайно деятельный человек сделал очень много для усиления русского влияния в Монголии. В августе 1914 года он примет участие в конференции с представителями Китая и Монголии, будет назначен пограничным комиссаром в Кяхте. По словам петербургского востоковеда и историка И. И. Ломакиной, Хитрово «отличался от всех других русских чиновников особой активностью, кстати, совсем не поощряемой на Востоке инициативой». Линия судьбы А. Д. Хитрово трагически пересечется в 1921 году с судьбой бароиа Унгерна. Бывший полковник царской армии Алексей Дмитриевич Хитрово будет арестован в Урге и убит в унгерновской контрразведке. О причинах такого печального конца мы можем только гадать. Вот что писал о гибели Хитрово Д. П. Першин, русский чиновник, директор открытого в 1915 году Монгольского национального банка, живший в то время в Урге и оставивший написанные в 1933 году воспоминания «Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак»: «Полковник Хитрово был ярким примером того времени, когда считали, что военный человек — универсальный человек и будет везде на месте, куда ни поставь. Такая тенденция на окраинах часто была в административном отношении сущим наказанием и создавала в окраинах ряд таких осложнений, которые затем и распутывать было трудно. Хитрово был живым примером всего этого, хотя лично был человек недурной и, вероятно, служи он по военной части, то был бы на месте. Ведь сам же он не переваривал «атамановщины», какой она народилась, например, в Забайкалье, в лице Семенова…» После неожиданного ареста Хитрово был расстрелян и Першин, как ни пытался, так и не смог дознаться до причин, приведших отставного полковника к столь трагическому концу.[10]

Правда, мы забежали почти на полтора десятка лет вперед. Пока же, в начале XX века, русские переселенцы, купцы, промышленники интенсивно осваивали Внешнюю Монголию, находившуюся уже более двухсот лет под управлением Пекина. Л. А. Юзефович дает следующую картину монгольской действительности: «Были проведены скотопрогонные тракты, открывались ветеринарные пункты и фактории. Сибирские ямщики стали полными хозяевами на двухсотпятидесятиверстной дороге между пограничной Кяхтой и столицей Монголии — Ургой. Но это все не шло ни в какое сравнение с масштабами китайской колонизации. Нарастал поток переселенцев, распахивались пастбища, хошунные князья лишались своей наследственной власти в пользу пекинских чиновников, чьи законные и, главное, незаконные поборы перешли все мыслимые пределы. При торговых операциях обмануть простодушных кочевников не составляло никакого труда, процветало ростовщичество. Фактически все монгольское население оказалось в долговом рабстве у китайских фирм. Но покорность монголов казалась безграничной, неспособность к сопротивлению — фатальной…». Центральное китайское правительство, желая закрепить за собой все права собственности на естественные богатства Монголии, препятствовало появлению на ее территории не только русских, но любых иностранных предпринимателей, ограничивало ввоз дешевых (а потому пользовавшихся спросом) русских товаров. В начале века Монголия исправно вносила в казну императорского Китая ежегодный налог в размере 14 млн золотых рублей. Монгольская знать, по словам П. А. Бадмаева, «оказалась игрушкой в руках китайских властей». Однако время потрясений, революций и переворотов все-таки пришло и в Великую Степь. В результате китайской революции 1911 года пала маньчжурская династия Цинь, правившая Срединной империей с 1644 года. Революционный пожар вспыхнул и в Халхе — Внешней Монголии.

Антиманьчжурский переворот был совершен в ноябре 1911 года при негласной, но весьма существенной поддержке России, просить о которой ездила в глубокой тайне представительная монгольская депутация во главе с местным князем Хандованом. Царское правительство, убеждая монгольскую делегацию быть умеренной в своих требованиях, твердо дало понять, что Российская империя будет оказывать поддержку Монголии в деле сохранения самобытного строя и не допустит ввода китайских войск во Внешнюю Монголию.