Василий Каменский - Его-Моя биография Великого Футуриста

Дальше. Дальше

Я знал о нестерпимой печали Поэта: здесь Он был никому ненужен и непонятен до просто смешного.

Я знал о его грустинных глазах, что видели кругом на столах макулатуру барынь: Вербицкой, Царской, Нагродской, Надсоновой, Щепкиной-Куперник и Пошлятиной.

Я знал о Его неудачной попытке положить на стол только вышедшую идеальную книгу единственной в поэзии женщины Елены Гуро-Шарманка (1909).

Я знал все и все предвидел.

Так было нужно.

Я даже начал бороться с Поэтом и убедил Его против своей совести перестать писать стихи до весны.

Я подсунул Ему краски и Он — как равный ребенок со своими ребятами — увлекся живописью.

Родственники смотрели загадочно.

Все ждали, что я по купечески возьмусь за хозяйство и коммерцию и докажу им ради чего Он женился.

Но я оставался совершенно равнодушным к внешней обстановке и ни в какие дела решил невходить на радость Поэту.

Этим счастливым случаем воспользовался наш управляющий и ловко завладел всеми делами доверчивой Августы, ласково называя ее кумушкой.

Я чуял, что управляющий — жулик.

Но терпел и молчал.

И Поэту это нравилось.

В феврале (1910) супруги Каменские вернулись в Петроград.

Он сейчас же познакомил жену с Бурлюками и Хлебниковым.

И тут на Фонтанке в комнате Василия было решено немедленно выпустить отныне историческую первую книгу футуристов — Садок Судей с участьем Елены Гуро — на товарищеских началах.

Поэт ожил, взволновался, расцвел.

Начались совещенья, сбор матерьяла.

Ради художественной идеи решили книжную бумагу для сборника заменить обратной чистой стороной обоев, специально подысканных.

Получилось так: на каждой правой странице книге печать, а на каждой левой — рисунок обоев.

Нашли типографию.

И в комнате Василья появились корректурные листы.

В марте вылетела на волю первая книга эпохи Чистаго Искусства, положившая начало российскому футуризму.

Книга Садок Судей сразу взметнулась яркоцветной ракетой на сером небе старенькой литературы.

О Садке Судей стали много говорить.

Всех поражала оригинальность, смелость, неожиданность, крайность, молодость.

Критика конечно заквакала во все болото.

Рыцарей исканий называли в газетах — Обойные Поэты — анархисты — сверх-декаденты — кучка желающих прославиться — футуристы — клоуны-американцы.

Только В. Брюсов (Русская Мысль 1910) да Н. Гумилев (Апполон 1910) отнеслись полусерьезно со свойственной сухостью инспекторов.

В это же время Василий по приглашенью Кульбина вместе с Бурлюками выставил свою живопись на выставке импрессионистов, на Невском.

Василий целые дни болтался на выставке и там познакомился с Евреиновым.

В начале апреля Каменские уехали в Пермь, а оттуда сели на пароход и по вскрывшейся Каме направились на Кавказ.

Приехали в Тифлис.

Здесь Василий целые дни пропадал в духанах на персидском базаре и там накупил много редких старинных вещей, персидской и кавказской и индейской древностей.

Кувшины, вышивки, кальяны, оружие, четки, платки, ковры заняли два сундука — вот эта покупка, впоследствие положила основанье музею на Каменке — где собраны с любовью всяческие редкости.

С мая вся семья поселилась на лето в Зеленом Мысу на горном берегу Чорнаго моря — в семи верстах от Батума.

Была снята прекрасная дача — особняк с полной обстановкой.

Василий занялся усиленно живописью и резвился с ребятами.

Семейная жизнь с Августой вместе с весной расцветала нежно и цветисто.

Зеленый Мыс приютил супругов тепло.

После выхода в свет Садка Судей и успеха на Импрессионистах (Василий продал свои вещи и о Нем писали) Поэта не покидала возбужденность удачи в поэзии и Он решил тут же начать роман Землянка.

Условья создавались желанно.

В горах, зелени, у моря, среди поющих птиц Он весь отдался весеннему гимну земли и стал усиленно работать над Землянкой.

— Начался беззаботный праздник зеленой Жизни.

Что такое май-месяц.

Это — пир Рожденья земли.

В этот счастливый месяц бог создал землю и каждую весну в эти дни Он спускается с неба и гостит у земли.

Оттого в майские дни так мудро просветляются человеческие души и сердца наполняются чистой утренней любовью.

А земля наряжается в цветы как невеста. Или многоцветный май — безпрерывно ликующая песня солнцецветенья — и под эту дивную песню звери парами рыскают по лесу, птицы вьют гнезда и каждый человек тайно улыбаясь говорит: — Люблю

На долгие часа Василий уходил в горы писать свою первую книгу.

Он писал увлекаясь на столько искренно, что пожалуй переживал больше, совершенно забываясь, что пишет книгу, и переживая горел творчески — рыцарски так горячо что не успевал записывать наплывающие мысли и образы — и нервничал.

Однако потом овладел собой и работа пошла стройно, но со сдвигами.

Отвлечений было много: поездки в Батум, в театр, на бульвар, гости, знакомства, купанья, возможности.

Кстати — приехала из Перми Соня.

Этак в конце июля у Василья открылась сильная малярия и Он временами начал тяжко страдать от припадков.

Все же в часы облегченья Он работал и Землянка заканчивалась.

Всех потянуло домой в Пермь.

Стали радостно собираться.

Кама вдруг показалась чудеснее Зеленого Мыса, а домашнее тепло теплее южного солнца.

Перед восторженными глазами Василья появились последние страницы Землянки — и это ему помогло.

Поехали в Пермь морем.

Дальше — Волгой.

Осенняя Кама действительно встретила дружно-приветно.

Пароход шумел меж гор и стихал у лугов.

На пристанях продавали арбузы.

Снова началась купеческая жизнь: суетная, шумная, пьяная, веселая, широкая.

Василий жил Землянкой.

К Августе явился с докладом управляющий и — еще ласковее называя ее кумушкой — заявил, что денег за кавказское лето он перевел нам очень много и много потрачено по дому.

Я чуял что управляющий — жулик.

Поэт бредил своей первой книгой.

Землянка снилась каждую ночь по разному.

Наконец в сентябре Василий уехал в Петроград издавать свой роман.

Через месяц книга была готова: печатала Общественная польза, которой ведал С. Елпатьевский.

А. Измайлов, В. Боцяновский обещали Василью дать статьи о выходе Землянки, но помешало событье.

В день вывода Землянки из дому скрылся Лев Толстой, а потом его болезнь и смерть.

Землянку сначала замолчали, но после большой статьи А. Измайлова в Русском Слове стали писать насмешливо-звонко.