Евгений Чазов - Здоровье и Власть. Воспоминания «кремлевского врача».

Я, как мог, объяснил Зорину в чем дело. Он был определенно напуган и дал согласие направить телеграмму в Москву, с условием, что она будет написана от моего имени и мной подписана. Он долго кого-то вызывал, проверял каждое слово в написанном мной тексте. В нетерпении я попросил: «Валериан Александрович, у нас очень мало времени. Вечером нам надо давать ответ французам. Нельзя ли ускорить отправку телеграммы?» — «Да вы что, серьезно думаете, что сегодня же получите ответ? Это невозможно, и вам надо отказаться от обеда и перенести его на завтра», — ответил он совершенно спокойно на мое замечание. Я пытался ему объяснить, что завтра мы уже улетаем в Москву, да и трудно аргументировать наш отказ от встречи. Понимая бесперспективность дальнейшего обсуждения ситуации, мы, попросив информировать нас как только придет ответ, покинули негостеприимное посольство.

В гостинице нас ожидали любезные предупредительные французские хозяева. Увидев наши озабоченные, усталые и злые лица, они любезно поинтересовались не могут ли они нам чем-то помочь. Василенко, еще сохранявший чувство юмора, ответил: «Если верить Селье (автор «теории стрессов»), то после всего, что мы сегодня испытали, нужна такая разрядка, которую я и придумать не могу. Тут даже бутылка коньяка не поможет. Может быть, на старости лет в «Лидо» сходить, стриптиз посмотреть, тогда один стресс другой снимет». Кстати, французские хозяева восприняли юмор Василенко как нашу просьбу и после окончания встречи с руководством компартии отвезли нас в «Лидо».

Обед состоялся в здании ЦК Французской компартии. Присутствовало большинство из руководства, кажется, не было лишь Марше, который был явно недоволен приглашением советских врачей и их участием в определении судьбы Роше. Обед, как пишут обычно в официальных отчетах, прошел в дружеской обстановке. Мы изложили нашу позицию, указав на необходимость более активной терапии, которая позволит вывести Роше из кризиса, а затем, при положительных результатах, решать вопрос о его будущей судьбе. Такая формулировка, видимо, устраивала всех, потому что снялось определенное напряжение, которое было в начале встречи, все оживились, и разговор перешел на другие темы, например, будущее новой звезды эстрады — певицы М. Матье.

Ответ из Москвы пришел поздно ночью, когда все вопросы уже были решены. Я в этот момент пожалел наших дипломатов, которые, наверное, ожидая многочисленных согласований, проводившихся в Москве, нередко попадали в такую же ситуацию, как и мы. Нам было проще, учитывая, что мы принимали решения, основываясь не на политических мотивах, а на медицинских показаниях. Не знаю, сыграли ли роль в решении внутрипартийных вопросов наши мнения, или сыграла роль определенная расстановка сил в ФКП, но Роше остался Генеральным секретарем, а Марше был избран его заместителем.

Более тяжелая участь ожидала меня в августе 1984 года, когда пришлось доказывать Политбюро Монгольской народно-революционной партии, что ее руководитель Ю. Цеденбал в связи с болезнью недееспособен и не может возглавлять партию. Это было нелегким испытанием для меня не только в силу политического характера этой, казалось бы, сугубо медицинской милосердной акции, но и в связи с обстановкой, которая формировалась вокруг фигуры Цеденбала и возможных его преемников. Нелегко еще было и потому, что я по-человечески жалел Цеденбала, которого знал около 17 лет. Как и в случае с Л. И. Брежневым, я знал двух Цеденбалов: конца 60-х и начала 70-х годов, когда он производил впечатление эрудированного, мыслящего человека, прекрасно разбирающегося в политике, и начала 80-х годов, когда атеросклероз сосудов мозга и злоупотребление алкоголем привели к определенной деградации личности. Жалко было и потому, что его семейная жизнь была нелегкой.

Молодым человеком он встретил русскую женщину с Рязанщины, с которой связал свою судьбу. Мягкий, добрый, интеллигентный Цеденбал полностью попал под влияние своей не очень умной жены с, мягко говоря, своеобразным поведением. Один историк сказал, что русской женщине нельзя давать полную власть, ибо она становится деспотом. Супруга руководителя партии и государства Монголии стала грозой политбюро и правительства этой страны. Мне приходилось присутствовать при ее разговоре с некоторыми монгольскими руководящими деятелями и мне было стыдно за нее, да и за мою страну, потому что жену Цеденбала отождествляли с Советским Союзом.

До 1972 года, когда во главе Президиума Великого народного хурала стоял Ж. Самбу , старый член партии, работавший при Сталине в Москве посланником, она в определенной степени сдерживала свои эмоции и свои претензии. Ж. Самбу, которого мы хорошо знали, до глубокой старости сохранял и бодрость, и принципиальность, и своей неизменной трубкой в зубах, которая довела его до рака легких, стилем одежды производил впечатление типичного арата. Этот «арат» оказался единственным, кто мог сказать всю правду Цеденбалу и его жене. С его смертью исчезли механизмы сдерживания, и жена Генерального секретаря получила полную свободу.

Учитывая, что медицинское наблюдение за семьей Цеденбалов было возложено на 4-е управление, мне не раз приходилось сталкиваться с царившей в ней обстановкой определенного деспотизма. Для нас она проявлялась в постоянной смене врачей, подавляющее большинство которых так и не смогли найти общий язык с хозяйкой дома. А ведь это были лучшие врачи. Дело дошло до того, что врачи, которым предлагалось выехать в Монголию, зная существующую обстановку, категорически отказывались от поездки в Монголию, вплоть до ухода из системы 4-го управления.

Многое мог бы рассказать известный сегодня в нашей стране специалист по акупунктуре доктор Г. Лувсан, работающий во Всесоюзном научном центре хирургии, защитивший в нашей стране диссертацию. Работая в СССР, он не имел советского гражданства. Однажды он пришел ко мне с просьбой его спасти. Посольство Монголии без каких-либо объяснений требовало его выезда на родину. Умудренный опытом, немолодой человек плакал, утверждая, что в Монголии его ждет немилость жены Цеденбала, по настоянию которой его отзывают, а это крах не только его надежд, но и угроза его будущему. Только то, что мы его привлекли к лечению Л. И. Брежнева, и мое прямое обращение к Ю. В. Андропову спасло его от многих неприятностей.

Не раз я говорил и с Л. И. Брежневым, и с Ю. В. Андроповым об обстановке, сложившейся вокруг семьи Цеденбалов, и прежде всего его жены, говорил и о ее психической неуравновешенности, которая порождает массу недовольных людей, а то и просто врагов нашей страны. И тот и другой, ссылаясь на политическую обстановку, связанную с напряженными, враждебными взаимоотношениями с Китаем, который мечтал, по их словам, распространить свое влияние на Монголию, категорически отказывались хоть в какой-то степени изменить сложившуюся ситуацию.