На войне как на войне - Вера Кузьминична Васильева
Ночь подошла и навалилась незаметно с разговорами и возней. Солдаты избавились от бутылок, легли на нары и притихли. Лежали на нарах, не раздеваясь, подоткнув под головы свои скатки и мешки.
Колеса мерно постукивали на стыках. Выглянешь в проем полуоткрытой двери, длинный состав, как сороконожка, ползет по одноколейному пути. Вагоны пошатываются, доски скрипят, а состав бежит по рельсам, то замедляя то, ускоряя свой ход.
Где-то у Селижарово мы должны занять оборону. Подошел немец к этой линии или нет? Ночью поезд несколько раз останавливался. Паровоз надрывно фыркал, издавал короткие визгливые гудки. Потом, видно набравшись сил, подавал протяжный голос, остервенело дергал вагоны, и вдоль состава шел перезвон цепей. Вагоны рывками трогались с места, и поезд, снова набирая скорость, бежал торопливо вперед.
Где-то в Кувшиново к составу прицепили еще один паровоз. Дело пошло веселей.
Солдаты похрапывали на нарах. Они не знали, что слышат в последний раз мерный стук колес, надрывистый, сиплый гудок паровоза, позвякивание цепей, пронзительный скрип буферных тарелок, покачивание разбежавшихся вагонов.
Перед рассветом поезд затормозил, загрохотал на входных стрелках у семафора, подкатил к какой-то станции и замер на месте. Потом как бы нехотя попятился назад, и вдоль вагонов забегали люди.
Вначале было трудно разобрать, что они кричали. Но вот вдоль вагонов полетела одна, вторая команда. И, наконец, громкий голос связного, просунувшего голову в открытую дверь, возвестил, что мы приехали и приступили к разгрузке.
Я послал к командиру роты связного и стал дожидаться ротного построения. Из общей толчеи повозок, лошадей и солдат постепенно стали отделяться взводы, повозки, роты, и, наконец, весь вываливший наружу эшелон вытянулся на дороге в походную колонну.
Рота тронулась и пошла вслед за уходящей колонной. Мощеная дорога медленно поднималась вверх, и через некоторое время мы вышли из низины на свет. Несколько гудков паровоза долетело до нас со спины, и, как прощальный последний голос живого мира, они потонули в предрассветном пространстве.
Мы шли по булыжной дороге, медленно забираясь в гору. Перед нами постепенно открывался далекий и сумрачный горизонт. Поднявшись на гребень, мы впервые увидели бесконечную даль. Первый взгляд всегда оставляет в памяти неизгладимую картину. Мы, с каждым шагом удаляясь от Селижарово, шли молча, не меняя и не ускоряя шаг.
Колонна растянулась по дороге и разорвалась. Наконец одна из рот свернула в сторону, а мы продолжали идти куда-то вперед. Каждая рота самостоятельно определяла свой путь. Мы шли, стуча железными набойками сапог, по неровной поверхности неширокой дороги. Мимо медленно, меняясь местами, проплывали поля и леса. Солдаты посматривали по сторонам, думая, что они приближаются к линии фронта, но кругом по-прежнему все было тихо и сумрачно. Тишина! Зловещая тишина! Кругом такое спокойствие и такое безмолвие, что казалось, в ушах звенит после лязга и грохота колес товарного поезда.
Серое утро встретило нас мелким дождем и прохладой. Булыжная мостовая кончилась, и мы шли по грунтовой дороге.
Я шел сзади и следил, чтобы никто не отстал. Мне было поручено смотреть за отстающими солдатами. Я снимал груз с плеч отставшего солдата, сажал его на телегу и возвращался в конец строя. Через некоторое время отдохнувший солдат отправлялся догонять своих товарищей, а его место в повозке занимал новый обессилевший.
Недалеко от дороги с правой стороны показалась деревня. Избы стояли без всякого порядка, и казалось, что деревня вымерла от какой-то страшной болезни.
«Скорее всего, – подумал я, – жителей деревни эвакуировали. Что это? Линия фронта проходит где-то рядом?» По моим расчетам, мы успели пройти километров тридцать. За деревней снова показался лес, а за лесом – поле. Дорога свернула круто влево и пошла вниз. Вскоре мы увидели следы каких-то строительных работ. Здесь рыли, а здесь копали, здесь зарывали бревна и ставили столбы, лили бетон, засыпали песок, ровняли землю, укладывали дерн, прибивая его деревянными колышками. Здесь проходила линия обороны. Мы пришли на передний край укрепрайона. После недолгого совещания со взводными командир роты объявил:
– Карты района у вас на руках не будет, командирам взводов не положено. Пойдем знакомиться с местностью, обойдем пешком весь район обороны.
И он повел нас по переднему краю роты. Мы гуськом пробирались сквозь густые заросли кустов и деревьев, пригибались и перепрыгивали траншеи, неотступно следуя за ним. За короткое время мы обошли весь район обороны роты. Теперь, уточнив границы взводов, сектора обстрела и наблюдения, мы должны были развести по окопам своих солдат.
Приказа занять оборону еще не поступало, поэтому благоустройство и дооборудование позиций было не наше дело. Взводам нужно было рассредоточиться по всей линии участка и ждать боевого приказа сверху. Мы заняли небольшую землянку, я выставил охрану, назначил смены часовых и объявил распорядок дня.
Окопная жизнь началась для солдат как-то сразу, без всяких вступлений и подготовки. В землянке весь взвод разместиться не мог, часть людей осталась на ночь в открытых окопах, без крыши. Каждый мог на место ночевки принести себе охапку хвороста или соломы, если где-то под боком была возможность ее найти.
Еще вчера, лежа в вагоне на сухих шершавых неструганых досках, они потягивали из горлышка сладковатый портвейн, курили папиросы и беззаботно пускали табачный дым под потолок. Сегодня, устав от марш-броска, они попали в сырые липкие окопы. От непривычки руки и ноги потяжелели, хребет и шея болели, а снять с себя что-нибудь и сбросить на землю солдату было не положено. В чем есть солдат на ногах, в том и ложись! Да еще винтовку свою покрепче прижми.
С утра я солдат включил в работу. Они, ничего не понимая, копались в земле. Я знал по опыту, что солдат надо сразу втянуть в работу и в суровый режим. Главное – не дать солдату разомлеть и расслабиться. Впереди будет немало тяжких переходов, и каждый раз после них нужно иметь запас сил. В этом, вероятно, мудрость физической закалки солдата. Теперь, когда рота вышла на рубеж обороны, обстановка могла измениться в любую минуту, об этом меня предупредил командир роты.
Вечером, когда меня вызвали к командиру роты, я слышал там разговор про немцев. Прибывший из штаба батальона офицер рассказал, что они были верхами впереди километров на двадцать и слышали на западе артиллерийскую стрельбу. Орудия били залпами. Настоящая канонада! Слово «канонада» в рассказе офицера звучало солидно и весомо. Я сам никогда не слыхал гула артиллерийской канонады и мог ее только представлять по сюжетам кино. А этот незнакомый офицер слышал ее в отдалении. Ему исключительно повезло! Он успел побывать на линии огня и фронта.
