Юлия Андреева - Анна Павлова. Жизнь в танце

– Неужели я это сказала?».

Если бы Дандре хотел скрыть дурной характер своей супруги, он бы вообще не упоминал в своей книге об их скандалах и нервных срывах Павловой. Но должно быть, эти вспышки были настолько регулярны и общеизвестны, что он не посмел не упомянуть опасной темы, постаравшись лишь наспех замазать свежие царапины и рубцы гримом.

Анна так и не смогла простить Виктора, ненавидя его и любя одновременно. Она могла прогнать его из спальни, запустив в спину туфлей, устроить безобразный скандал при чужих людях, когда же он уходил к себе, запираясь на ключ, рыдала под дверью, умоляя простить ее. Когда прощал, ненавидела его за мягкотелость, снова и снова вспоминая о тех одиноких вечерах, когда она после спектакля сидела дома, поджидая Виктора, а он забавлялся с друзьями или красотками.

«Кто осмеливается в моем доме заваривать ему чай?! Кто почистил ему ботинки?! Это мое дело. Вон!» – вопила она на прислугу.

Анна Павлова в своем имении «Айви-Хауз» в Лондоне

«Не надо забывать, что такие инциденты происходили, во-первых, далеко не часто, а затем, бывали только в кругу постоянных сотрудников Анны Павловны, работающих с ней много лет. От своих сотрудников, знавших ее и понимавших, что это не капризы, а заботы, вызываемые делом, Анна Павловна могла ждать успокоения: можно ль было обострять эти трения, эти такие понятные вспышки? По совести должен сказать: почти всегда Анна Павловна была права. У нее был совершенно необыкновенный глаз, охватывающий буквально все. Войдя в комнату, Анна Павловна сразу замечала, что такая-то картина чуть-чуть криво висит, полка или этажерка покрыта пылью. Так же было и на сцене. Выйдя перед спектаклем, Анна Павловна в один момент улавливала, что у такой-то грим не в порядке, у другой смятый костюм, у третьей ленточка на башмаке неаккуратно завязана, и Анна Павловна сердилась: почему она должна заниматься этими мелочами, отвлекаться и терять свое настроение, а заведующий гардеробом не заметил, что костюм смят, и режиссер не указал артистам на плохой грим. То же самое было и с танцами. Анна Павловна сразу видела, что в па де карт одна из танцовщиц нагибала голову больше, чем другие, а в таком-то месте одна поднимала руку раньше, чем следовало. Попадало в таких случаях не танцовщице, а балетмейстеру или режиссеру, недостаточно хорошо срепетировавшим балет. Понятно, что те или другие недочеты могут всегда случаться, и Анна Павловна прекрасно знала это. Но она так же знала, что только строгая дисциплина и систематическая, неукоснительная требовательность к артистам, их собственное сознание ответственности на сцене могут поддерживать дело в той атмосфере искусства, которое она сама создавала, вкладывая в него всю душу».

Перед выходом на сцену

Да, от дурного нрава Павловой страдали все, но главной целью ее был он – человек, которого она мечтала забыть и который продолжал занимать ее сердце целиком. Теперь ее целью было научиться не любить Дандре. Заставить свое сердце биться ровно при виде его, дабы в один из дней она могла бы легко и непринужденно указать ему на дверь. Но успокоения не наставало. Тогда Анна решалась принять свою судьбу такой, как она есть. Она же искренне любила Виктора, он был ее первым мужчиной, много лет она мечтала жить с ним неразлучно, и ее мечта сбылась. Так что же теперь мешает ей быть счастливой. В такие дни она снова начинала ластиться к Дандре, делать ему подарки, предлагать поехать куда-нибудь только вдвоем, но едва он радостно шел на ее манок, перед глазами всплывало безжалостное лицо любовника, когда в ответ на ее просьбу наконец жениться на ней он смеялся ей в лицо или переводил разговор на другие темы.

Анна приняла решение: она страдала, пусть теперь пострадает он. Нет, она не отпустит от себя Дандре, да теперь, в сложившихся обстоятельствах, он и сам не уйдет. Одно дело дурить голову ничего не знающей о жизни глупышке, другое дело оказаться в когтях матерой хищницы.

Анна Павлова и русский живописец Александр Евгеньевич Яковлев в Сальсомаджоре-Терме. Италия. 1925 г.

Говорят, будто бы в эту пору у Анны начали появляться любовники, одним из них называют художника Александра Яковлева[68].

Со временем Дандре привык к своей незавидной роли и даже начал находить в ней некоторые преимущества. К примеру, когда на Анну нападало раскаяние за свое поведение, он брал поводья в свои руки и требовал, чтобы Анна в качестве покаяния не глядя подписала новый контракт. Она делала это, с замиранием сердца ожидая развязки и втайне надеясь, что в последний момент тиран смилостивится и всего лишь пригласит ее в недельное путешествие, где будут только он и она, а потом вдруг оказывалось, что ей предстоит путешествие в Эквадор, где, если верить газетам, недавно вспыхнула эпидемия желтой лихорадки. Замирая от страха, Анна отправлялась выполнять возложенную на нее повинность, но возвратившись, делалась еще сильнее, выносливее и грубее, мстя Дандре теперь уже за то, что тому не удалось с нею покончить.

И вот Виктор снова унижается перед невыносимой любовницей, выслушивая подробные рассказы о том, с какими людьми ей удалось пообщаться в этом турне. Венценосные особы делают роскошные приемы в честь прекрасной Анны. Она принимает подарки, выслушивает комплименты, а может быть и признания в любви. Рассказывая о балах и вечерах, Анна специально наводит тумана: помучайся ревностью, ты отправил меня на смерть, а я там за твоей спиной… ну же… фантазия богатая, так додумай сам.

Дандре в отчаянии; с одной стороны, он прекрасно понимает: тяжелая жизнь, состоящая из постоянных тренировок и выступлений, сделала хрупкую девушку жилистой женщиной, в постели ее тело выглядит малопривлекательно, да и о чем она, с позволения сказать, могла разговаривать с этими самыми венценосными особами, с ее-то образованием и начитанностью? С другой стороны, громадная слава Анны Павловой, ее образ полубогини неминуемо приводит под ее окна все новых и новых поклонников, а значит, все сказанное, а главное, недосказанное вполне может быть правдой.

Путешествие в Египет. 1920 г.

По поводу того уровня образования, которое воспитанники получали в училище, мы уже говорили. От себя знавший Анну большую часть ее жизни Дандре замечает: «Как часто жалела она о том, что не получила настоящего образования. В Театральном училище проходился курс обыкновенных средних школ. Но Анна Павловна интересовалась всем и чувствовала недостаточность своей начитанности, а наша кочевая жизнь мало способствовала книжному образованию».