Александр Родимцев - Под небом Испании

– А революцию помнишь? – тронул меня за руку Педро.

– В село наше отзвуки больших событий докатывались медленно и глухо. Помню только шумную, праздничную сходку бедноты. Красный флаг над зданием волости. Пышный красный бант на груди у отца, А потом гражданская война. Свирепствовали белогвардейцы.

– Это кто такие? Вроде испанских фалангистов?

– Бандиты это, Педро, самые настоящие, хотя и выдавали себя за благородных людей. В селе что ни день появлялись все новые атаманы. Особенно свирепствовали бандиты Дутова. После их налетов многие оплакивали родных.

Кулаки запомнили, что батрак Илья Родимцев, безземельщина, голь перекатная, держал на сходке революционную речь, выражая уверенность в победе Красной Армии… Они выдали Родимцева дутовцам… Какой-то пьяный, расхлябанный атаман, немытый и нечесаный, как видно, от рождения, ворвался в избу, как врываются в осажденную крепость. Он увидел бледных, оборванных детишек, больную мать, преждевременно поседевшего отца… Даже у бандита шевельнулась жалость, он спрятал наган к кивнул своим подручным: «Расстрел отменяется… Но шомполов не считать!…»

– Варвары, крестоносцы, – стукнул кулаком по земле мой новый друг.

– Зверски избитый белобандитами, мой отец умер через несколько недель. Я остался единственным кормильцем семьи. Тягостно и горько было мне идти в услужение к богатею, но другого пути не было, а слезы матери и благословение ее усталой руки были для меня законом. Я оставил семью, товарищей и нанялся в батраки.

А вскоре в наше село в сиянии солнца и в громе духового оркестра, рассыпая цокот подков, развернутым строем хлынула красная конница. Не помню, как очутился рядом с могучим буланым рысаком, как уцепился за стремя усача кавалериста, а он, смеясь, наклонился и, подхватив меня с земли, усадил на луку седла… В тот час я забыл и о придире хозяине, и о его некормленом скоте. Красные конники остановились в Шарлыке на отдых, и я ходил за бойцами по пятам, с замиранием сердца прислушиваясь к их разговорам.

Манящая даль военных походов отныне стала моей детской мечтой. Я хотел стать красным кавалеристом, чтобы так же лихо позванивать шпорами, носить изогнутую, с золоченой рукоятью саблю, владеть длинной, в три метра, пикой, бесстрашно мчаться в атаку на врага на своем горячем скакуне, чтобы и меня труженики степей встречали с радостью, как родного…

– Сбылась твоя мечта? – спросил Педро.

– Да, осенью 1927 года меня призвали в армию. Но вместо коня вначале пришлось оседлать парашют. Совершил первые пять прыжков с парашютом, и мне вручили значок. Я считал его чуть ли не высшей наградой.

В армии вступил в комсомол и по окончании действительной службы выдержал экзамены в училище имени ВЦИК. Меня зачислили на кавалерийское отделение. Вот теперь мечта моего детства сбылась: я – красный конник, будущий командир.

Еще мальчишкой я считал себя отличным наездником, да так говорили обо мне и старшие в пашем Шарлыке. Однако теперь мне пришлось учиться заново: мою манеру ездить и управлять конем командир назвал «веселым кустарничеством».

Военному делу учился с огромным интересом: в джигитовке, вольтижировке и рубке я быстро добился немалых успехов, хотя и приходилось побывать под конем. Впрочем, подобные неприятности воспитывали силу и ловкость.

В школе ВЦИК я вступил в партию Ленина и после трех лет упорной учебы был назначен командиром пулеметного взвода полковой школы, И вот теперь я в Испании.

– Это хорошо, что русские здесь. Очень хорошо. А теперь куда тебе надо? – спросил мой новый друг.

– В штаб, к капитану Овиедо.

Мы стали прощаться. Крепко пожал руки испанцам. Последним ко мне подошел Педро: «Кончится война, заходи в гости. Я живу по улице…»

– Я знаю, друг, эту улицу, с закрытыми глазами найду – улица Листа. Обязательно приду. И дом твой разыщу.

На подступах к Мадриду в конце октября республиканские пулеметчики отбивали по семь-восемь атак в день. С 31 октября начался период жестоких боев непосредственно у стен города. И хотя республиканцы делали все, чтобы сдержать бешеный натиск врага, мятежникам все же удалось продвинуться по всему фронту. Части дивизии Ягуэ заняли Брунете; в южном секторе части Варела взяли Уманес, Парля, Пинто, Вальдеморо, оттеснив правительственные войска на вторую полосу обороны. Только колонны Бурильо и Уррибари удержали район Сиэмпосуэлос, создавая угрозу правому флангу мятежников.

Понеся в упорных боях большие потери, франкисты в течение 2 ноября приводили в порядок свои части, намереваясь на следующий день продолжить наступление. Основная группировка их существенным изменениям не подвергалась. Главные силы Ягуэ нацеливались на Мостолес; ударные подразделения Варела по-прежнему должны были наступать прямо на север, на Леганес и Хетафе; колонна Монастерио, занимавшая фронт Пинто, Вальдеморо, обеспечивала правый фланг Варела.

Для республиканского командования обстановка складывалась крайне неблагоприятно: резервы почти отсутствовали. Пять вновь формируемых соединений и две интернациональные бригады могли вступить в бой только через несколько дней.

Узнав о назначенном франкистами наступлении, командование республиканцев все же решает организовать контрнаступление и нанести удар по открытому правому флангу противника. Назначают его на 3 ноября.

На левом фланге республиканцам удалось собрать ударную группу: 5000 человек, 24 орудия, 32 танка, 10 бронемашин и один бронепоезд.

С утра 3 ноября на всем фронте юго-западнее Мадрида завязались упорные бои. На правом фланге правительственные войска, стойко обороняясь, сдержали натиск дивизии Ягуэ. На левом фланге в наступление перешла ударная группа.

Бригада Листера опоздала с выступлением и в районе Серра-де-лос-Анхелес была атакована авиацией противника. К вечеру она продвинулась до Пинто и остановилась.

Колонна Буэно развернулась в цепь у Ла-Мараньоса и почти восемь километров продвигалась без какого-либо огневого воздействия врага. Только к вечеру она подошла к Пинто.

Более успешно действовала колонна Бурильо. С утра она повела наступление тремя батальонами на Вальдеморо. В середине дня Вальдеморо был взят, но вскоре же под ударами подоспевших резервов мятежников, республиканцы вынуждены были оставить его и отойти.

Части республиканцев понесли большие потери и были сильно истощены. Отсутствие средств для борьбы с непрерывными атаками авиации и танков интервентов создавало ощущение беззащитности. Потребовалась большая работа политических комиссаров и выдвижение последних резервов для того, чтобы организовать оборону на третьей оборонительной полосе. Единственной маневренной силой в руках республиканцев оказалась танковая группа. Она перебрасывалась с одного участка на другой и своими неожиданными рейдами наводила ужас на врага.