Дмитрий Волкогонов - Ленин. Кн. 1

Вероятно, это нельзя понимать буквально, но своей фразой Ульянов (Ленин) косвенно выразил мысль древних: нельзя в одну реку войти дважды. Становление мировоззренческих опор есть сложный процесс. То, что кажется незыблемым, вечным, непреходящим вчера, сегодня может менять тона, окраску, а иногда и вектор движения. Но свою роль исходные, первичные идеи, мотивы исторически уже сыграли, даже если они в последующем пересмотрены или даже отвергнуты.

Весьма образно процесс синтеза разных влияний, которые испытал Ульянов, вырабатывая из себя того, кем он стал, изложил его политический противник Уинстон Черчилль. Касаясь юношеского, „ломающегося“ возраста Ульянова, великий англичанин написал: „Его ум был выдающимся инструментом. Когда он загорался, перед ним высвечивался весь мир, его история, его горести, его глупость, его фальшь и, помимо всего прочего, его несправедливость. В его фокусе отражались все факты — как самые неприятные, так, в равной мере, и самые воодушевляющие. Интеллект был емким, а порой превосходным. Это был универсальный ум, редко в таких масштабах встречающийся у людей. Казнь старшего брата пропустила этот яркий белый свет сквозь призму, а призма преломила его в красный“36. Воистину „призма“, выражающая сложнейшее сочетание обстоятельств, „окрасила“ мышление этого человека в революционные красные цвета. Что же это за обстоятельства?

Видимо, одним из ведущих обстоятельств является политика самих властей по отношению к Владимиру Ульянову и его семье. При поступлении вчерашнего гимназиста в Казанский университет Ф. М. Керенский дает ему блестящую характеристику и, как бы упреждая подозрения к семье, связанные с Александром, пишет: „Ни в гимназии, ни вне ее не было замечено за Ульяновым ни одного случая, когда бы он словом или делом вызвал в начальствующих и преподавателях гимназии не похвальное о себе мнение“37. Даже когда Ульянов был в декабре 1887 года исключен из университета, Керенский, как бы защищая юношу и оправдывая свои рекомендации, объясняет случившееся казнью Александра: Владимир Ульянов „мог впасть в умоисступление вследствие роковой катастрофы, потрясшей несчастное семейство и, вероятно, губительно повлиявшей на впечатлительного юношу“38. Но при первом же участии в студенческой сходке в Казанском университете, где Ульянов не закончил еще и одного семестра, он был сразу же „мечен“ начальством.

Попечитель Казанского учебного округа писал после случившегося: Владимир Ульянов „за два дня до сходки подал повод подозревать его в подготовлении чего-то нехорошего: проводил время в курильной, беседуя с Зегрждой, Ладыгиным и другими, уходил домой и снова возвращался, принося по просьбе других что-то с собой и вообще о чем-то шушукаясь; 4-го же декабря бросился в актовый зал в первой партии, и вместе с Полянским первыми неслись по коридору 2 этажа…“39. Ульянов не руководил сходкой, которая к тому же имела явно „вегетарианский“, либеральный характер, но, учитывая, что студент является братом казненного „государственного преступника“, он не только исключается из университета40, но и выдворяется из Казани в родовое в каком-то смысле имение Кокушкино.

Родство с государственным преступником не только способствовало исключению из университета, но и создало довольно устойчивую реакцию отторжения молодого Ульянова от официальной системы образования, сопутствия его имени синдрома неблагонадежности и подозрительности. Когда весной 1888 года мать Ульянова подала прошение о восстановлении сына на учебу в университете, то в департаменте полиции на документе появилась резолюция его директора П. Н. Дурново: „Едва ли можно что-нибудь предпринять в пользу Ульянова“41. На другом документе этого же характера директор департамента народного просвещения выразил свою мысль еще более определенно: „Уж это не брат ли того Ульянова? Ведь тоже из Симбирской гимназии? Да, это видно из конца бумаги. Отнюдь не следует принимать“42.

Подвергая остракизму молодого Ульянова, царские власти все больше сужали поле выбора опальному студенту. Его солидарность с покойным братом в смысле неприятия самодержавной системы становилась все более определенной. Смиренная позиция, выразившаяся в повторных просьбах и принятии требуемых рутинных форм обращений: „Имею честь покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство разрешить мне поступление в Императорский Казанский Университет“; „имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство разрешить мне отъезд за границу для поступления в заграничный университет“ и т. д. с подписями не только „бывший студент Императорского Казанского Университета“, но и „дворянин Владимир Ульянов“43, не возымела на первых порах успеха. Власть, отторгая Ульянова, усиливала в его сознании протест, духовное неприятие существующих порядков.

Созреванию мятежных мотивов весьма способствовали и семейные обстоятельства. После исключения из университета у Ульянова не было нужды идти зарабатывать себе кусок хлеба грузчиком в порт или приказчиком, как его дядя в Астрахани, к какому-нибудь купцу. Ленин, как всегда подчеркивается в официаль-ной историографии, „ссылается“… в родное имение Кокушкино Лаишевского уезда Казанской губернии, а затем переезжает с семьей на свой хутор Алакаевка, что примерно в пятидесяти верстах от Самары. Ульянов отдается самообразованию, читая Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добро-любова, Ч. Дарвина, Г. Бокля, Д. Рикардо, Н. А. Некрасова, И. С. Тургенева, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Г. И. Успенского. Именно здесь он имеет возможность приступить к „Капиталу“ Маркса, другим его работам. Забот особых не было. Как и после того, когда семья осенью 1889 года переезжает в Самару. Полиция, конечно, присматривает за неблагонадежным молодым человеком, но тот не доставляет ей хлопот. Несмотря на многочисленные „труды“ о „самарском революционном“ периоде, его очень трудно назвать таким. Знакомится с руководителем социал-демократического кружка А. П. Скляренко, присутствует на нелегальном собрании кружка, эпизодически встречается с некоторыми марксистами… Не густо. Точнее, нужно было бы сказать, что это был период самообразования, самоопределения, подготовки и сдачи экстерном экзаменов за курс Петербургского университета. Молодому человеку скоро исполнится двадцать два года; в руках у него диплом первой степени юриста, и он зачисляется помощником присяжного поверенного Самарского окружного суда. Здесь, правда, Ульянов не преуспеет, а быстро охладеет к хлопотному труду защитника в суде.