Александр Боханов - Григорий Распутин. Авантюрист или святой старец

Черногорки выступали покровительницами Распутина, всячески расхваливая его способности перед Царем и Царицей. 9 декабря 1906 года Николай II записал: «Обедали Милица и Стана. Весь вечер они рассказывали нам о Григории». Трудно сказать, чем поразил этот человек воображение черногорских Принцесс, но не исключено, что они действительно хотели использовать его как инструмент своего воздействия на Царя. Однако это утверждение, многократно уже повторенное, все-таки является не более чем предположением. Примерно до 1909 года сестры принимали в Распутине большое участие.

В 1907 году Великая княгиня Милица Николаевна даже совершила паломничество в Верхотурский монастырь и «инкогнито» посетила Распутина в Покровском. Эта был первый и последний визит родственницы Царя в дом Григория Распутина. Очарованная «простотой и искренностью», Милица даже подарила «провидцу из Сибири» несколько тысяч рублей, на которые был построен в Покровском большой и добротный дом для Распутинской семьи.

Распутин далеко не сразу стал для Царя и Царицы тем «дорогим Григорием», которому были открыты Их души. Они с радостью встречались и охотно слушали других носителей «высшей правды». «В 4 часа к нам пришел человек Божий Дмитрий из Козельска около Оптиной пустыни, — записал Николай II 14 января 1906 года. — Он принес образ, написанный согласно видению, которое он недавно имел. Разговаривали с ним около полтора часа».

С позиции рационалистического и циничного XX века может возникнуть недоуменный вопрос: что могло связывать правителя огромной державы и каких-то безграмотных странников и юродивых, с которыми Он и Жена разговаривали часами! Этот вопрос уместен лишь в том случае, если отнять у Николая и Александры право на душевную радость, тот праздник, который давало верующему прикосновение к «Божественному откровению». Поэтому и воспринимали Они этих внешне непрезентабельных людей совершенно иначе, чем те, для кого жизнь — это всего лишь «способ существования белковых тел».

Духовный опыт, поиск праведного жизненного пути, занимавшие и волновавшие Распутина, производили впечатление на все православные натуры. Он был далек от академического богословия, он нес людям трепетное восприятие простоты сердца, что было дорогого и ценимо. Как говорила А.А. Вырубовав своих показаниях ЧСК, он «проповедовал Слово Божие, постоянно говорил. Это было довольно интересно. Я даже записывала. Объяснял Святое Писание. Он все знал Святое Писание, Библию, все. Мне он много рассказывал про свои путешествия, массу, в Иерусалим. по всей России он ходил в веригах. По всей России в веригах пешком».

До конца 1907 года встречи Императорской Четы со «старцем Григорием» были случайными и довольно редкими. Вторая встреча произошла через много месяцев после первой, летом 1906 года, когда посетив усадьбу Анастасии Сергиевку, там «увидели Григория». Но радость от общения, как всегда в таких случаях, возникла. Вот, например, запись Николая Александровича от 19 июня 1907 года: «В 3 часа поехали с Алике в ее двуколке на Знаменку. Встретили Стану на террасе перед дворцом, вошли в него и имели радость увидеть Григория. Побеседовали около часа и вернулись к Себе».

Можно уверенно указать на время сближения Царской Четы и сибирского странника. Это произошло в октябре 1906 года, когда Распутин познакомился и с Царскими Детьми. Первоначально Николай II согласился ненадолго принять Григория, который собирался передать Венценосцам чудодейственный образ Симеона Верхотурского. Нежданно встреча затянулась, и Григорий впервые покорил повелителя державы своими откровениями и размышлениями. Венценосцы признали его необычность.

Через три дня после встречи Император рекомендовал премьер-министру П.А. Столыпину пригласить удивительного человека к больной дочери. Она получила тяжелую травму в результате покушения террористов на отца. «Петр Аркадьевич! На днях Я принимал крестьянина Тобольской губернии — Григория Распутина, который поднес Мне икону Св. Симеона Верхотурского. Он произвел на Ее Величество и на Меня замечательно сильное впечатление, так что вместо пяти минут разговор с ним длился более часа! Он в скором времени уезжает на родину. У него сильное желание повидать Вас и благословить Вашу больную дочь иконою. Очень надеюсь, что вы найдете минутку принять его на этой неделе. Адрес его следующий: СПб, 2-я Рождественская, 4. Живет у священника Ярослава Медведя [9 — Речь идет о настоятеле храма при Рождественской больнице в Петербурге.]».

Распутин вошел в Царский Дом и стал там желанным гостем. Началась историческая биография сибирского крестьянина.

Глава III. «Исчадие ада» выводят на арену

Предметом оживленных разговоров в светских и политических салонах Петербурга Распутин становится с конца 1909 года. 17 января 1910 года Великий князь Константин Константинович записал в дневнике: «Его Святейшество Владимир [10 — Речь идет о митрополите Московском и Коломенском Владимире (Богоявленском), ставшем в ноябре 1912 года митрополитом Петербургским и Ладожским.] пожелал говорить со мной. Епископ говорил о каком-то юродивом Григории, простом крестьянине, которого ввела к Императрице Александре Федоровне Милица и который, по-видимому, имеет большое влияние на окружение Царицы. Я был неприятно удивлен, что епископ коснулся предмета, нам совершенно чуждого и такого, в котором крайне трудно установить, где кончается правда и начинаются слухи».

Как человек преданный монархическому кодексу чести, как верный подданный Государя, Великий князь был удивлен и озадачен тем, что жизнь Царской Семьи становится темой пересудов. Неизвестно, что именно говорил Владыка Владимир; но ясно, что ничего определенного он сказать не мог. Сам он с Григорием не общался, судил с чужих слов, что Константин Константинович и отметил.

Другие члены Императорской Фамилии были куда более деятельными в добывании «сведений» о «тайной жизни Царского Села». Сестра Николая II Великая княгиня Ксения Александровна особенно старалась узнать «правду». Хотя она общалась с Братом и Его Женой, прекрасно знала Детей, уклад Царской Семейной жизни, но своим глазам не верила. Она могла задать вопрос, могла спросить. Но не спросила.

Она верила тем слухам, которые разносили по Петербургу усердные сплетники. И собранную «важную информацию» непременно приносила к своей матери — Императрице Марии Федоровне. Постепенно Императрица была соответственно настроена.

В мае 1911 года Константин Константинович описал в дневнике свой разговор в Аничковом дворце с Вдовствующей Императрицей Марией Федоровной. Она «сокрушалась, что продолжают таинственно принимать какого-то юродивого мужика Гришу, который наказывает Императрице Александре Федоровне и Детям соблюдать тайну и не говорить, что видели его. Приучение Детей к такой секретности едва ли благодетельно. Столыпин как-то докладывал Государю, что этот Гриша — проходимец, но в ответ получил приказание не стеснять Гришу».