Анатолий Кожевников - Стартует мужество

 — Молодцы, сынки, самураев разбили, теперь на запад… и, хитро подмигнув, приложил палец к губам — знаем, мол, что это военная тайна.

 — Нас за фронтовиков принимают, — сказал мне Борис Тимонов.

 — Хороши фронтовики, живого японца не видели.

 — Как не видели? А на параде в Чите, — улыбается Тимонов.

Мы понимали, что греемся в лучах чужой славы. Но что же делать, если наша еще впереди.

Поезд без устали бежал и бежал на запад. Уплывали назад березовые перелески, золотился в лучах вечернего солнца нетронутый ковыль. Ни о какой опасности не хотелось думать при виде этих мирных просторов. А она уже подстерегала нас где-то, совсем недалеко…

Резкий толчок, грохот вагонных буферов. Наталкиваясь друг на друга, мы повалились от резкой остановки поезда. Из караульного помещения выскочили курсанты и бросились с винтовками наперевес к маленькому лесочку.

Оказалось, что пятеро диверсантов разобрали впереди путь. Машинист увидел их — они воровато бежали от железной дороги к березовой роще. Он вовремя затормозил и остановил состав, предотвратив катастрофу.

Диверсантов задержали без выстрелов. Их подвели к эшелону, ничтожных и жалких. Трудно было себе представить, что вот эти продажные людишки могли нанести огромный урон — пустить под откос тысячу вооруженных людей. Кто они, что ими руководило? Кто послал их на это железнодорожное полотно?

 — Без выстрела сдались, — сказал Рогачев. — Они к открытому бою не способны, как шакалы.

А машинист, как будто ничего не случилось, спокойно ходил вокруг паровоза и по привычке осматривал его, ожидая, пока ремонтная бригада исправит поврежденный путь.

 — По вагонам! — раздалась команда дежурного, горнист сыграл сбор. Эшелон гулко загремел сцеплениями и, набирая скорость, снова побежал на запад.

Миновали Сибирь. Бескрайние степи сменились горами. Урал хмурился. Здесь уже выпал снег. С тормозной площадки последнего вагона я с интересом разглядывал красивые горы, покрытые вековыми соснами. Утром миновали Свердловск. Поезд карабкался на подъем, сильно замедлив ход. В стороне от дороги показался серый каменный столб, с одной стороны на нем стояла надпись «Европа», с противоположной — «Азия». Мы перевалили из одной части света в другую.

Сколько еще ехать? Впрочем, никто особенно не интересовался, куда нас привезет этот постоянно бегущий, обжитый нами длинный состав. Но всему бывает конец. Как-то перед рассветом дневальный радостно прокричал:

 — Подъем! Приготовиться к выгрузке!

Курсанты собирались быстро, но дневальный — им, оказался Рогачев — все равно поторапливал, гордый, тем, что ему досталось подать последнюю команду в вагоне.

 — Забрать оружие и личные вещи, проверить уборку вагонов! — приказал старшина звена.

 — Теплынь-то здесь какая! — удивлялся Кириллов, вылезая из вагона.

 — В теплые страны приехали. Здесь, брат, калачи на березах растут, — смеялся Рогачев.

 — Вот ты и нарви этих калачей, а мы в столовой позавтракаем, — отшучивался Кириллов. — Ты, всезнающий человек, может, скажешь, где мы есть?

 — В Батайск приехали, на Дон, к лихим казакам.

 — Становись! — подал команду старшина.

Курсанты построились в колонны, вскинули на плечи винтовки и, чеканя шаг, двинулись по незнакомому городу.

Разместили нас в светлых трехэтажных казармах. Раньше здесь жили курсанты школы Гражданского воздушного флота.

 — Какая красота! — не мог налюбоваться казармой Тимонов.

 — С сегодняшнего дня наряд истопников отменяю, — острил Рогачев, глядя на паровое отопление.

На новом месте появились и другие порядки. Теперь нас обслуживали официантки, отпала необходимость выделять наряд, чтобы расставлять судки и раскладывать ложки. Столовая занимала светлое двухэтажное здание. А рядом находился учебный корпус с двумя оборудованными спортивными залами.

Самолеты были собраны быстро, но летать пришлось мало: теплую южную осень сменила зима с неустойчивой погодой. Не теряя времени, мы продолжали изучать теорию.

В декабре в эскадрилью возвратился Царик. За время лечения в госпитале он похудел и, казалось, стал еще длиннее. Царик был словоохотлив и неутомимо рассказывал слышанные им в госпиталях истории: он лежал вместе с раненными на Халхин-Голе и на Карельском перешейке.

 — Я, можно сказать, в двух войнах побывал, пока лечился, — шутил Царик. — В Чите рассказывали, как били японцев, а на запад перевезли — рядом появились раненые из Финляндии. Каждый день свежая информация. Бывало, придут газеты, соседи по койке в списках награжденных свои фамилии находят.

 — Люди воюют, а мы как наблюдатели, — слушая Царика, говорил Рогачев, — даже не летаем.

 — А я думаю, что и нам в огне побывать придется, — утешил его Тимонов. — Фашистская Германия не перестает воевать, Гитлер захватывает одно государство за другим, наверное, и на нас кинется.

 — Ну уж это ты хватил! — возражали ему. — А мирный договор с Германией, для чего он существует?

 — Договор договором, а фашизм остается фашизмом, — отвечал Тимонов. И разубедить его никто не мог.

Летать!

Ранняя донская весна порадовала теплыми солнечными днями. Земля освободилась от снежного покрова и, досыта напоенная вешними водами, нежилась на солнышке. На ровном поле аэродрома в небольших низинах-блюдцах ослепительно блестели последние лужи, тонкими иголками прокалывалась первая зеленая поросль.

 — Недели две такой погоды — и аэродром подсохнет, — выглядывая из окна учебного корпуса, говорит Кириллов.

 — А нам раньше и не требуется. За это время закончим «терку», конспекты в сторону — и на аэродром, — подхватывает Рогачев.

Мы уже знаем, что через неделю закончат подготовку всех самолетов, а первого апреля — отправка в лагеря…

А пока у нас урок тактики, тема: воздушная разведка на истребителе. Воображаемые звенья боевых самолетов летят над картой, отыскивая военные объекты, иногда встречаются с истребителями противника и, маневрируя, уходят на бреющем полете. Задание выполнено, преподаватель приказывает доложить результаты. Урок заканчивается разбором решений, которые принимались по дополнительным вводным.

Последнее занятие по программе наземной подготовки проводится на пути в лагерь — это марш-бросок и развертывание батальона для боя с ходу. Командует капитан Львов. Он непрерывно меняет обстановку, усложняет задачи, организуя преследование невидимого «противника». Как всегда, капитан строг, не признает никаких условностей: на ученье как в бою.