Людмила Бояджиева - Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

— Ни пуха… — подмигнул Эванс.

— К чертям! — Фрэнк сдвинул шляпу чуть набок и под трели звонка покинул комнату.

Первое отделение он провел как под водой! Уже не новичок на сцене, он чувствовал странное раздвоение. Хлыщ в шляпе шептал в микрофон какие- то слова, а Фрэнки из Хобокена стоял рядом, психовал и грыз ногти.

Кончилось все как-то неожиданно. Пижон в шляпе умолк, картинно раскланиваясь, а зал взвыл… Святая Дева Мария, такого он еще не видел! Разве только по телику, когда показывали турнир мирового первенства по боксу и громила Черный Бил положил в нокаут норвежского дебила. Беснования! Крики, визги, свист — аж страшно.

Занавес рухнул перед его носом. Да это же антракт! За кулисами уже ждали, повисли на плечах, жали руки, совали цветы. Липкие от помады горячие женские губы впивались в его щеки, в воротник сорочки… Он сам не помнил, как оказался в гри- мерке.

— Здорово тебя отделали! — порадовался ждавший там Эванс. — Ну, как? Хорошее звучание?

Фрэнк бросил шляпу. Снял пиджак:

— Помыться бы — рубашку хоть выжимай. И вся в помаде. Не хватает еще, чтобы сюда ввалились сейчас Нэнси с мамашей.

Эванс протянул ему вешалку с чистой рубашкой и полотенце:

— Охладись.

Пока Фрэнк мылся в душе и переодевался, Эванс рассказывал ему о своем пиаровском трюке.

— Я нанял девушек и, подробно проинструктировав их, рассадил среди зрителей. Девушкам полагалось вздыхать всякий раз, когда ты затянешь лирическую балладу, визжать, когда прозвучит слово «любовь», и биться в экстазе, когда ты протянешь руки в их сторону. Девчонки отлично справились, завели толпу и… Ты сам слышишь, что там делается… Сирена, кажется… значит, вызвали «скорую»!

— Твои штучки сработали… А я вроде как и ни при чем? Сбоку припеку?

— Не горячись, сицилиец! Знаешь, как отныне тебя будут величать? «Мистер Голос»! Я подбросил идейку критикам. Неплохо, а?

…Концерт закончился триумфально. А за ним другой, третий… Полгода сольных выступлений, неистовств зрительного зала, полицейских нарядов, разгонявших фанаток, — полгода славы, о которой

Синатра и не мечтал. Не мечтал потому, что никогда такого еще не было — повального сумасшествия, охватывающего зал при звуках голоса певца. Наемные красотки уже не требовались. Фанатки до хрипоты вопили «браво!», визжали и даже натурально падали в обморок от полноты чувств. Газеты писали, что на концертах Синатры происходит невиданное — тысячи поклонниц пытаются прорваться в зал, запрудив всю улицу! После предновогоднего концерта в «Парамаунте» дверь, ведущая за кулисы, была заблокирована жаждущими автографа девчонками. А спустя несколько дней американские газеты уже пестрели заголовками: «Битва пяти тысяч фанаток за возможность взглянуть на Фрэнка Синатру».

Поклонницы повсюду сопровождали своего кумира, зачастую перекрывая движение на улицах. На концертах же происходило такое безумие, которое не шло ни в какое сравнение с триумфами других великих исполнителей, выступавших в этом концертном зале. Юные фанаты Синатры, так называемые бобби-соксеры,[1] были готовы буквально молиться на своего идола и даже носили нечто вроде униформы — девушки надевали широкие юбки, на которых чаще всего был изображен прыгающий пудель. Синатра стал первым подлинным молодежным кумиром, первым в истории шоу-бизнеса поп-идолом, лидером настоящей субкультуры. Так что поклонницам Элвиса Пресли и «Битлз» было у кого учиться.

Завершал полугодовые выступления в «Парамаунте» уже совсем другой человек. Вернувшись после финальных оваций, цветов, криков в привычную уже, заваленную букетами гримерку, Фрэнк подошел к зеркалу, пытливо вгляделся в свое отражение. Человек из зеркала вперил в него довольно наглый взгляд, не скрывающий насмешку. Фрэнк кивнул ему:

— Привет! Вот, значит, какой ты… супер-пупер! — Он опустился на стул перед гримерным столиком. Его отражение повторило движение, но чуть замедленно, с ленцой, словно нехотя подчиняясь. — Ну ты фраер, Мистер Голос! Хорош гусь! — Фрэнк выключил часть лампочек. — Это за тебя я катался в пыли, разбивал носы, выдрющивался в провонявших мочой забегаловках, рассказывал про писающего льдом эскимоса. Из-за тебя надрывался часами, выводя фразу, ужом вился, чтобы угодить публике… Думаешь, все свалилось само? Э, парень, не так-то просто оставить всех за спиной. Я слушал пластинки Кросби днем и ночью, я пел даже в сортире, изучал звучание оркестра и присвоил, засадил в свои внутренности голоса всех инструментов. Я научился растягивать губы, экономить воздух, чтобы тянуть ноты, и делать вздох совсем незаметным… Я ездил на поклон к Бену Зигелю, чтобы, не приведи Господь, не сгнить от раны на фронте. Оберегал, как мог, твою драгоценную задницу…

Человек в зеркале закинул ногу на ногу и улыбнулся:

— Мама миа! Какой бескорыстный жертвователь! Речь, как я понял, идет о благодеянии… Давай расставим точки над i. Запомни: ты выламывался ради своих амбиций, ради безумной жажды быть лучшим. Ради удовольствия ловить в сладостные сети мурлыканья пестрых бабочек — всех, каких пожелаешь. На меньшее ты не согласен. Ты — победитель! Ты — Мистер Голос — Властелин мира! — Он расхохотался, с надрывом, с позой. И вдруг умолк, ткнув перед собой пальцем. И попал бы в самый нос Фрэнку, кабы не стекло. — А вот возьмет крохотный сосудик на твоих связках да и лопнет! И что? Прощай голос! Никакой мистер Зигель не поможет! Что ты тогда? Кто? Куда денется твоя королевская самоуверенность?

…Много лет спустя одна, много испытавшая и мудрая женщина, поющая перед полными залами на разных континентах, со смехом скажет ему:

— Не понимаю тех, кто говорит: «Я так дрожу перед выходом на сцену!» Если дрожишь — зачем выходить? Вот я совершенно не боюсь и выхожу с радостью!

— Представь, у меня та же история. Причем с самого начала. Мы отличная пара!

— Уникумы! — Они обнялись.

Разговор происходил в постели. Семидесятилетняя Марлен Дитрих и ее ровесник Синатра — оба успешно концертирующие и не боящиеся в этой жизни ничего, даже самой старости. Марлен, завершавшая связью с Синатрой свою бурную любовную биографию, называла Фрэнки «роллc-ройсом» среди мужчин.

«Поет душа, я лишь ее хранитель…»

Синатра стал самым популярным исполнителем Америки. Мир увидел секс-символ нового типа — молодежного поп-идола, заставлявшего биться сильнее тинейджерские сердца. Один из критиков заметил, что между строк песен Синатры непременно торчит его либидо…

Предложения сыпались со всех сторон. Такого быстрого триумфа никто не помнил. Правда, многие были уверены: Фрэнк Синатра — очередная «спичка», как вспыхнул, так и погаснет. Но пламя этой спички разгоралось в большой костер, который никто не мог погасить. Фантастически трудолюбивый и целеустремленный певец не был однодневкой. В музыкальных кругах шутили, что Фрэнк обладает патентом на исполнение хитов. Синатра тщательнейшим образом вырабатывал свой стиль. У Бинга Кросби он научился очень бережному отношению к тексту, у тромбониста Томми Дорси — искусству незаметно дышать, чтобы разнообразить свое пение длинными фразами, у Билли Холидэй — протяжной атаке ноты, вносящей разнообразие в ритмику всего оркестра. Но все эти тонкости исполнительской техники не приводили бы в восторг публику, если бы сердце Синатры не билось в унисон с мелодией.