Адольф Галланд - ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ. НЕМЕЦКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ 1941-1945

И снова, как в Польше, секретом этого невероятно ускоренного продвижения вперед стали согласованные действия между быстро передвигавшейся армией и люфтваффе, где каждое перемещение было тщательно спланировано и в-точности осуществлено.

Вскоре мы уже в спешном порядке продвигались к Шарлевиллю. Наш аэродром удобно расположился у подножия Арденнских гор — очень удобная площадка для обороны и маскировки. Однако наше скрытое месторасположение в долине однажды чуть не стало фатальным для меня и моего напарника. 19 мая когда уже темнело, я сбил прямо над землей неприятельский самолет "потез". Это случилось во время так называемой операции "Вечерня", когда французские истребители использовали сумеречное время суток для того, чтобы обстреливать наши передовые позиции.

Ключ к успеху французской кампании находился в Седане. Идея прорыва сквозь Арденны с помощью ударных механизированных бронетанковых колонн была наиболее смелой и революционной, а потому успешной идеей немецких военачальников во время Второй мировой войны. Своим происхождением идея обязана Манштейну, но была отвергнута Браухичем и Гальдером. Тем не менее Гитлер признал ее блестящей и утвердил вопреки всем возражениям. А воплощать ее пришлось Гудериану. Быстрота, с которой осуществлялись эти операции, служила определяющим фактором. По этой причине армии требовались энергичные контрмеры против налетов французской авиации.

В соответствии с моим предложением, наша эскадрилья в целом вместо всей ширины фронта прочесывала в ночное время только узкую область для намеченною прорыва, но, к сожалению, безрезультатно, пока я, наконец, не заметил один из французских штурмовиков. Началась дикая погоня на высоте всего лишь нескольких метров. Вслед за нашими самолетами над полями поднималась пыль; француз летел очень умело, искусно используя все складки местности, и, хотя я уже несколько раздавал по нему очередь и даже отстрелил часть хвоста у самолета, он делал все от него зависящее чтобы избавиться от меня. Я напряженно всматривался вдаль потому что видимость с каждым моментом становилась все хуже и хуже, но в 9.45 мы внезапно оказались над самой высокой точкой деревни (я мог еще различить церковь с высокой колокольней, не очень ясно вырисовывавшееся впереди меня). Как только француз завис над этой церковью, я достал его и он упал на дальней стороне деревни. Теперь было пора домой. Становилось очень темно, к тому же топливо было на исходе, но все же где мы были? Острие Удара на Седан имело форму узкого клина. Находились ли мы над нашими собственными позициями? Принимая во внимание противовоздушный огонь, это вполне могла быть вражеская территория, но вовсе не обязательно. Наше собственное зенитное заграждение относилось подозрительно к любому низко летевшему самолету. "Я собираюсь забронировать себе место", — донесся по радио до меня голос моего напарника. Он снизился над небольшой железнодорожной станцией. Ничего не поделаешь! Нас снова встретил зенитный огонь. "Густав, — сказал я — мы в окружении" — "Я сажусь, — пришло в ответ — Я без горючего". Холмистая местность под нами, казалось, делала посадку совершенно невозможной. Я заметил, что мой напарник выбрал для приземления луг, к несчастью огороженный изгородью, к тому же сам склон круто поднимался вверх. И только я подумал: "Он никогда не сделает этого!" — как он произнес: "Иду на посадку" — и выпустил шасси. Элегантным прыжком он смел с пути изгородь, выпрямил самолет и остановил его носом к гребню холма. "Первый класс!" — раздался его голос. Волосы у меня встали дыбом, но времени для раздумий не было. Итак, я перелетел изгородь и вполне удачно приземлился. Я не мог взять в толк где нахожусь, потому что склон поля был крутым. Внезапно земля ушла вниз, а впереди показалось речное дно. Я нажал на тормоза как сумасшедший. Мрачная тень накрыла меня. Но наконец-то мой самолет остановился. Когда я открыл крышку своей кабины, то понял, что могу с крыла самолета взобраться прямо на дерево.

Мы поздравили друг друга. Но где же мы все-таки находимся? Мы оглядывались с глуповатым видом и, чтобы почувствовать себя спокойнее, сняли с предохранителей пистолеты. Из горевшей вблизи деревни к нам подбежала группа людей, имевших дикий вид, кое-кто верхом на лошадях, частично вооруженные, некоторые с голой грудью они активно жестикулировали и выкрикивали что-то нечленораздельное. "Вы немцы?" — окликнули мы их. "А кто же еще?" — последовал ответ на диалекте. Это были солдаты из саксонской зенитной батареи. Мы спросили их, где мы находимся, но об этом они не имели ни малейшего понятия. "Мы только что заняли эту позицию", — пояснили они. Но по ходу беседы наши саксонские друзья сообщили нам, что они защищают аэродром внизу в долине. "Аэродром? Какой аэродром?" — "База истребителей. Прямо внизу под нами. Днем вы бы могли увидеть его". Да это же была наша собственная база, Шарлевилль! На полной скорости я направил свой самолет к самому дальнему концу поля и спланировал оттуда вниз по склону, скорее протаранив изгородь, чем перелетев через нее. Не убрав шасси, я спланировал в долину и приземлился прямо на нашем собственном аэродроме, где меня приветствовали громкими и саркастическими, но одобрительными восклицаниями. На следующее утро я доставил канистру бензина Ределю, и он совершил полет, который, должно быть, стал самым коротким перелетом через пересеченную местность.

Моя первая настоящая стычка с самолетами британских военно-воздушных сил произошла во время сражения за Дюнкерк. В то время как лорд Горт с достойным похвалы умением занимался спасением своего экспедиционного корпуса, впрочем почти разгромленного и понесшего огромные потери в военной технике и снаряжении но, правда, мало потерявшего в живой силе — вместе с 120 000 французов его общая численность составляла 338 000 человек, — британские военно-воздушные силы приложили во время его эвакуации огромные и небезуспешные усилия.

И хотя сражение за Дюнкерк само по себе было тяжелым ударом по Великобритании и принесло скорее политическую, чем военную пользу ее союзнику, Франции, для Германии победа отнюдь не стала полной. Геринг, даже более чем партизан по теории Дуэ, после побед над польскими и французскими военно-воздушными силами, принял решение об уничтожении окруженного британского экспедиционного корпуса. Вся армия была встревожена и поражена окончательным приказом: танковым колоннам остановить свое продвижение на Дюнкерк. Некоторые даже считали, что Гитлер собирался пощадить Британию как врага с целью добиться с ней почетного мира после падения Франции.

Помимо политических оснований, к тому же существовали и другие, военные по своей природе. Несмотря на первоначальный успех немецкой армии, Гитлер по-прежнему сохранял в памяти глубокое уважение к своему французскому противнику, поэтому он был убежден, что не следует слишком доверять своим собственным успехам. Во всяком случае, он боялся, что его бронетанковым дивизиям, как только они повернут на запад или северо-запад, будут угрожать внезапной атакой с юго-востока военные силы Франции, то есть то самое намерение, которое в действительности писал Гамель, хотя он никогда не смог бы привести его в исполнение. Основательное знание Гитлером Фландрии как места боевых действий также уходило своими корнями во времена Первой мировой войны. Он считал ее совсем неподходящей местностью для проведения крупномасштабных операций с применением танков и скорее видел в этих болотах могилу для своих бронетанковых дивизий. В конце концов, ответственным за роковой приказ остановить наступление вполне мог бы быть и Геринг. Генерал Варлимонт, ответственное лицо в немецком главном штабе за проведение этой операции, как-то услышал ответ Геринга Гитлеру: "Мое люфтваффе замкнет кольцо окружения и прикроет прибрежную дырку в кармане с воздуха". Гудериан, однако же, заметил: "Я так полагаю, что только тщеславие Геринга послужило причиной тому, что Гитлер принял это решение, имевшее столь важное значение".