Я — особо опасный преступник - Лев Михайлович Тимофеев
Изучив материалы судебного следствия, выслушав судебные прения и последнее слово подсудимого, суд установил:
На протяжении 1977–1984 годов Тимофеев в целях подрыва и ослабления советской власти проводил антисоветскую агитацию путем изготовления в Москве клеветнических, порочащих советский государственный и общественный строй письменных материалов, которые направлял за границу для использования антисоветскими подрывными центрами в проведении враждебной пропаганды против СССР…[3]
В судебном заседании Тимофеев допрошен не был, т. к. неоднократно нарушал порядок во время судебного заседания, не подчинялся распоряжениям председательствующего, на неоднократные замечания и предупреждения не реагировал, продолжал нарушать порядок и был удален из зала суда. Суд считает, что предъявленное обвинение нашло полное подтверждение в судебном следствии, а Тимофеев виновен в совершенном преступлении.
Оценивая содержание материалов, изготовленных Тимофеевым, учитывая определенную направленность действий Тимофеева на публикацию материалов за рубежом в антисоветских журналах и использование этих материалов для враждебной против СССР пропаганды, следует признать, что Тимофеев преследовал цель подрыва и ослабления советской власти. Совокупность изложенных доказательств дает основание сделать вывод о полной доказанности совершенного Тимофеевым преступления и правильности квалификации его действий по ч.І ст.70 УК РСФСР.
При назначении меры наказания суд учитывает характер и степень общественной опасности содеянного, личность Тимофеева и обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность.
Тимофеев ранее не судим, на иждивении имеет двоих детей, до 1980 года занимался общественно-полезным трудом. Вместе С этим суд учитывает повышенную общественную опасность совершенного им тяжкого преступления и считает необходимым назначить наказание, связанное с лишением свободы и ссылкой.
В стадии предварительного следствия Тимофеев обследовался стационарной судебно-психиатрической экспертной комиссией, которая пришла к категорическому заключению о его вменяемости в отношении совершенного преступления. В акте экспертизы, оглашенном в судебном заседании, подробно изложены доводы и убедительно мотивирован вывод. В судебном заседании эксперт врач-психиатр обследовал Тимофеева с учетом его поведения и данных истории болезни и дал заключение о том, что Тимофеев отдает отчет своим действиям, может ими руководить, по своему психическому состоянию может участвовать в судебном заседании. Свой вывод эксперт подробно мотивировал и представил заключение.
На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 301–303 и 312 УПК РСФСР, суд
приговорил:
Тимофеева Льва Михайловича признать виновным в преступлении, предусмотренном ст.70 ч.І УК РСФСР, и назначить наказание в виде лишения свободы сроком на шесть лет со ссылкой на пять лет с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии строгого режима. Срок отбытия наказания Исчислять с зачетом предварительного заключения с 19 марта 1985 года.
Меру пресечения оставить заключение под стражу.
Вещественное доказательство — пишущую машинку «Эрика» № 4486599 как орудие преступления конфисковать.
Взыскать с Тимофеева Льва Михайловича в доход государства судебные издержки в сумме 10 рублей (десять).
Приговор может быть обжалован и опротестован в Верховный суд РСФСР в течение семи суток со дня его провозглашения, а для осужденного Тимофёева-Л.М. в тот же срок, но со дня вручения ему копии приговора.
Председательствующий подпись
Народные заседатели подписи
Любимая, нет ничего — есть Ты.
Иного в этом мире не осталось.
Какая бы судьба не ожидалась.
Любимая, нет ничего — есть Ты.
Молитвой поднимусь до высоты
Твоей.
Невидимым пребуду.
Ты не поймешь, ты удивишься чуду,
А это я — из тьмы, из ниоткуда
Молитвой поднимусь до высоты
Твоей.
21 марта 1985 года Лефортовская тюрьма
Когда сплетенные рогами бычьи морды
(а если точным быть — коровы и быка)
мне в грудь мучительно и тупо упирались
и было стеснено мое дыханье
и я уже терял надежду-выжить
и мягко, влажно был притиснут к стенке
и сам не то мычал, не то стонал…
открылось вдруг широкое пространство
быков не стало
и меня не стало…
Соком черного хлеба отравлен, на нары запрятан,
Без свиданий, без писем — обовшивел в тоске.
На словах все известно: блаженство гонимых за правду…
Ни блаженства, ни правды — надзиратель
в тюремном глазке.
Бычьей мордой своей упирается в грудь мне Россия —
не рогами — ноздрями, губами, слюнявой щекой
Я притиснут к стене на потеху печальным разиням…
Кто я, Господи? Прах или соли вселенской щепоть?
В этой жизни моей голос Твой как бы вовсе
не слышен.
Я не то чтобы сплю, но еще не проснулся вполне.
Не вполне еще понял, что счастья не будет, что свыше
Это долгое горе как благо даровано мне.
Ничего, я готов проиграть эти мелкие войны.
Если все же вплетешь меня, Боже, в свой дивный узор,
Навести меня в срок, дай понять Твою вышнюю волю.
Посмотри на меня хоть в тюремный глазок.
Декабрь 1985 года Пермская пересыльная тюрьма
ЧАСТЬ II
Вне гармонических звучаний
жесток и жёсток этот мир…
Из жести кружка, миска, чайник,
вагон, собака, конвоир.
Стук металлической посуды
и грохот кованых дверей…
XX век — палач, паскуда,
по горло музыки твоей.
Кровь на губах. Твои ноктюрны
для жести водосточных труб
звучат по пересыльным тюрьмам:
на жести спят, из жести пьют…
И снова
