Литтон Стрэчи - Королева Виктория

Он приступил к исполнению замысла с крайней осторожностью. В своих письмах он продолжал давать ей прекрасные советы. Спустя несколько дней после вступления на престол он рекомендовал молодой королеве при каждом удобном случае подчеркивать ее английское происхождение, славить английскую нацию; «также настоятельно рекомендую поддержать Государственную Церковь; и не следует слишком заострять внимание на предмете, если только вы не просите для себя каких-то особых привилегий». И затем: «Я был бы рад, если бы перед принятием важных решений вы советовалась со мной; это, к тому же, сэкономит вам время»; нет ничего хуже, чем второпях принять неверное решение и даже не подозревать об этом. Племянница незамедлительно ответила с традиционной теплотой, но писала торопливо и, вероятно, тоже несколько туманно. «Ценность ваших советов просто невозможно переоценить», — сказала она.

Может быть, он зашел слишком далеко? В этом у него уверенности не было; возможно, Виктория просто торопилась. Во всяком случае, надо быть осторожным и немного отступить — «pour mieux sauter»[15], — сказал он себе с улыбкой. В следующем письме он даже не упомянул о своих предложениях с ним советоваться. Он просто сказал, что это вообще мудро — отказаться от поспешного принятия важных решений. Этот его совет она приняла, и было подмечено, что королева редко дает немедленный ответ на представленные ей прошения. Правило распространялось даже на лорда Мельбурна. Когда он спрашивал ее мнение по какому-нибудь вопросу, она отвечала, что должна все обдумать и давала ответ лишь на следующий день.

А советы короля Леопольда продолжались. Принцесса де Ливен, сказал он, опасная женщина. Есть основания полагать, что она попытается сунуть нос в дела, которые ее не касаются, и Виктория должна быть настороже. «Я настоятельно рекомендую никогда не позволять людям обсуждать себя или свои дела, если вы только сами этого не хотите». А если такое все-таки случится, «смените тему разговора и дайте собеседнику понять, что он совершил ошибку». Этот совет был тоже принят к сведению; ибо все случилось так, как и предсказал король. Мадам де Ливен испросила аудиенцию и попыталась перевести разговор на конфиденциальные темы; королева слегка смутилась и отделалась лишь формальными фразами. Собеседница почувствовала, что совершила ошибку.

Следующее предостережение короля было поистине замечательным. Практически все письма, утверждал он, вскрываются на почте. Это, конечно, неудобно, но при правильном подходе знание этого факта может принести определенные преимущества. «Приведу один пример: нас все еще терзает Пруссия по поводу тех крепостей. Как высказать прусскому правительству все то, что нам не хотелось бы говорить официально? Министр составляет депешу нашему берлинскому представителю и отправляет ее по почте. Пруссаки, конечно же, ее читают, и, таким образом, узнают то, что мы и хотели им передать. Аналогичная ситуация вполне может возникнуть и в Англии. Я рассказал вам об этом трюке, — писал Его Величество, — чтобы вы были готовы ему противостоять». Таковы были тонкости конституционной монархии.

И вот, казалось, пришла пора сделать еще один шаг. Следующее письмо короля было заполнено иностранной политикой — ситуация в Испании и Португалии, фигура Луи Филиппа. На него он получил благоприятный ответ. В самом начале, правда, Виктория сказала, что показала политическую часть письма лорду Мельбурну, но затем перешла к обсуждению иностранных дел. По всему было видно, что она не прочь обменяться мнениями по этому вопросу с дядей. И далее в том же духе. Но король Леопольд все еще соблюдал осторожность. И хотя его эпистолярная дипломатия приближалась к критической точке, он все-таки сдерживался. Но, наконец, не смог больше молчать. Для него было крайне важным, чтобы в интригах с Францией и Голландией он имел поддержку Англии или, по крайней мере, создал видимость этого. Однако английское правительство, похоже, собиралось соблюдать нейтралитет. Это было очень плохо. Кто не с ним, тот против него, неужели они этого не понимают? Может быть, они просто колеблются, и небольшой толчок со стороны Виктории спасет положение. Он решился изложить ей эту проблему, деликатно, но настойчиво — так, как он видел ее сам. «Все что я хочу от Вашего милого Величества, это чтобы вы, походя, высказали вашим министрам, и особенно любезному лорду Мельбурну, что, пока это не противоречит интересам вашей собственной державы, вы не хотите, чтобы правительство принимало меры, которые могут вскорости нанести вред и этой стране, и стране вашего дяди и вашей семьи». Эта просьба дала совершенно непредвиденный результат. Ответом была мертвая тишина, которая длилась больше недели. И когда Виктория, наконец, написала, она не скупилась на добрые слова. «Вы глубоко заблуждаетесь, драгоценнейший дядя, если думаете, что мои чувства теплоты, беззаветной привязанности и любви к вам, могли измениться — ничто и никогда их не изменит», — но ее: рассуждения об иностранной политике, хотя и длинные, и содержательные, были в высшей степени неконкретны и высказаны были чуть ли не в официальной, дипломатической форме. Ее министры, сказала она, полностью разделяют ее взгляды по данному вопросу; она понимает все трудности положения ее любимого дяди и сочувствует ему; и он может не сомневаться в том, «что и лорд Мельбурн, и лорд Пальмерстон в высшей степени озабочены процветанием и благополучием Бельгии». И больше ничего. В ответ король написал, что очень рад и, в свою очередь, заверил ее в самых теплых чувствах. «Моя дорогая и нежно любимая Виктория, вы прислали мне очень милое и длинное письмо, которое принесло мне великую радость и удовлетворение». Он сделал вид, что не заметил полученного отпора.

А несколько месяцев спустя разразился кризис. Король Леопольд решил нажать посильнее и на этот раз привлечь Викторию на свою сторону демонстрацией королевской силы и авторитета дяди. В резком и почти категоричном письме он еще раз изложил племяннице свою проблему. «Вы, конечно, знаете, что я никогда и ни о чем вас не просил… Но, как я уже говорил, если мы будем неосторожны, то можем столкнуться с серьезными последствиями, которые в той или иной степени затронут всех, и именно этому следует уделить самое пристальное внимание. Остаюсь, дорогая Виктория, вашим любящим дядей, Леопольд Р.». Королева немедленно передала это письмо лорду Мельбурну, который ответил в тщательно продуманных фразах, не заостряя, впрочем, ни малейшего внимания на том, что именно ей следует написать дяде. Она поступила так — скопировала все утонченные формулировки, вставив в некоторые места обращение «дорой дядя», и заключила письмо выражением «нежной любви к тете Луизе и детям». Теперь, наконец, король Леопольд был вынужден остановиться. В своем следующем письме он вообще не касался политики. «Рад узнать, — написал он, — что в этом году Брайтон понравился вам больше. Мне кажется, Брайтон просто великолепен в это время года, пока не задули восточные ветры. Да и к тому же павильон достаточно удобен, этого никто не может отрицать. Именно здесь, еще до моего брака, я встречался с регентом. Потом была Шарлотта со старой королевой Шарлоттой. Как все это теперь далеко, и как живо оно в моей памяти». Подобно бедной мадам де Ливен, Его Величество почувствовал, что ошибся.