Леонид Соболев - Зеленый луч

Понятно, дело сейчас заключалось вовсе не в том, что из-за "Дежнева" он нарушает свою детскую клятву. Все было серьезнее и важнее: ведь отказываясь стать флотским командиром, он уклоняется от выполнения своего долга комсомольца, советского человека - быть в самых первых рядах защитников Родины и революции. Вот, скажем, если бы он не чувствовал неотвратимого приближения войны с фашизмом (как почему-то не чувствуют этого многие, взять хотя бы отца), если бы не начал с детских лет готовиться к тому, чтобы посвятить жизнь военно-морской службе, ну, тогда можно было бы говорить о том, что не всем же быть профессионалами-военными и что кому-то надо заниматься и мирными делами. Но раз он видит угрозу войны, понимает ее приближение, для него уход на торговые суда - просто нарушение долга.

И наверное, поэтому-то у него так нехорошо на душе, хотя, по совести говоря, конечно, "Дежнев" и все, что связано с ним, ему ближе, роднее и нужнее, чем крейсер, о котором он перестал бы и думать, если бы не Васька и его напор. У Васьки ведь все четко, по командирски, "волево", а на людей это здорово действует. Будь он сам таким, как Васька, наверное, не мучился бы: решил, мол, и все тут! А ему так паршиво, так неладно, прямо хоть отказывайся от "Дежнева"... И может быть, действительно, так и надо сделать, чтобы все опять пошло правильно, но на это не хватает ни силы, ни решимости... И получается снова, как раньше: ни два ни полтора... В общем, зря отец все нагородил: Петра Ильича вызвал, "Дежнева" подстроил... Он, наверное, хотел помочь ему решиться, подтолкнуть его, но беда-то в том, что отцу никак не понять одной важной вещи: он все думает, что мысль о военном флоте у него - блажь, детское упрямство, когда на самом деле это необходимость, обязанность, долг... Раньше он, Алеша, и сам не очень понимал это и разобрался во всем, пожалуй, именно из-за "Дежнева". Выходит, что "Дежнев" сработал совсем не так, как ожидал отец. Ну что ж, так и надо: ты борись по-честному, убеждай, доказывай... А "Дежнев" - это просто свинство; за такие штуки с поля гонят. Это же запрещенный прием!..

Ершов впервые за разговор усмехнулся.

- Ну уж и свинство... Просто тактика. И батька твой тут ни при чем. "Дежнева" я тебе подсунул.

Алеша даже остановился:

- Вы?

- Ну да. Уговор у нас с ним был только агитацию наводить, с тем я и ехал. А узнал тебя поближе, смотрю - паренек стоящий, зачем нам морячка уступать?.. Вот и решил для верности забрать на походик, а в океане ты сам поймешь, зачем на свет родился...

Искренность, с которой Ершов открыл карты, поразила Алешу, и он почувствовал в горле теплый комок. Что за человек Петр Ильич, до чего же с ним легко и просто! А Ершов, посасывая трубку, продолжал с мягкой усмешкой:

- Так что на батьку своего ты не злись. Он, во-первых, человек умный, а во-вторых, очень тебя любит. Чего он добивается? Чтоб ты дал сам себе ясный отчет: чего же хочешь от жизни? И пожалуй, он прав. Сам посуди: можно ли тебе уже верить как человеку сложившемуся, если ты увидел крейсер и решил: "Военная служба", а показали "Дежнева", - наоборот: "Иду на торговые суда"!

- Не дразнитесь уж, Петр Ильич, - умоляюще сказал Алеша, - и сам знаю, что я тряпка!

- Да нет, милый, не тряпка, а, как говорится, сильно увлекающаяся натура. Тряпка - это человек безвольный, неспособный к действию, а ты вон как руля кладешь - с борта на борт! Только, по-моему, ты и сейчас на курс еще не лег. Раз тебя что-то там грызет - значит, нет в тебе полной убежденности, что иначе поступить никак нельзя. А раз убежденности нет, какая же решению цена?

- А как же узнать - убежденность это или еще нет? - уныло спросил Алеша. - Вон после Севастополя уж как я был убежден!

Ершов успокоительно поднял руку:

- Не беспокойся, узнаешь! Само скажется. И ничего тебя грызть не будет, и никакие сомнения не станут одолевать, и на всякий свой вопрос ответ найдешь, а не найдешь, так ясно почувствуешь, что иначе нельзя, хотя объяснить даже и самому себе не сможешь... А разве тогда у тебя так было?

- Нет, - честно признался Алеша.

- То-то и есть. Кроме того, когда человек убежден, он просто действует, а не копается в себе. Колеблется тот, кто еще не дошел до убежденности. Вот и ты: раз еще думаешь - так или этак, - значит, решение в тебе не созрело, ты сам ни в чем еще не убежден. Ну и подожди. Решение придет.

- А если не придет?

- А это тоже решение, - улыбнулся Петр Ильич, - только называется оно "отказ от действия". Но ты-то, повторяю, не тряпка и решение свое обязательно найдешь. Не сам отыщешь, так жизнь поможет. Вот для того я тебе "Дежнева" и подсунул: поплавай, осмотрись, примерься...

- Так что же тут примеряться, Петр Ильич, - вздохнул Алеша, - раз "Дежнев" - значит, с боевыми кораблями - все...

- Почему же это?

Алеша запоздало спохватился, что заговорил о том, чего вовсе не собирался касаться.

- Ну, так уж оно получается, - уклончиво ответил он.

Ершов пожал плечами.

- Уж больно решительный вывод. Для того тебе "Дежнева" и предлагают, чтобы ты разобрался.

- Да, Петр Ильич, мне не там разбираться надо, а здесь. Ведь пойду на нем плавать - на крейсер уж никак не вернусь.

- Вон как! Что же тебе "Дежнев" - монастырь? Постригся - и всему конец, так, что ли?

- Не очень так, но вроде, - принужденно усмехнулся Алеша. - Ну, в общем, решать все приходится именно теперь, а не в плавании...

- Непонятно, почему. Говори прямо, что-то ты крутишь!

- Так я же и говорю: раз "Дежнев" - это уже не на лето, а на всю жизнь...

- Вот заладил! - недовольно фыркнул Ершов. - Да кто тебя там держать будет? Ну, почувствуешь, что это не по тебе, или совесть тебя загрызет, сделай милость, иди в училище Фрунзе! При чем тут "на всю жизнь!".

Алеша невольно опустил глаза и замедлил шаг, чтобы, несколько отстав от Ершова, скрыть от него свое смущение и растерянность. Ответить что-либо было чрезвычайно трудно.

Дело заключалось в том, что у него был свой тайный расчет. Довольно быстро поняв, что предложение пойти в поход на "Дежневе" было ловушкой, Алеша решил использовать хитрость отца в своих собственных целях. Для этого следовало делать вид, что ничего не замечаешь, согласиться "поплавать летом", а потом как бы неожиданно для себя очутиться перед фактом невозможности попасть к экзаменам в Ленинград и - ну раз уж так вышло! волей-неволей идти в мореходку в самом Владивостоке... Тогда получилось бы так, будто профессию торгового моряка он выбрал не сам, а принудили его к тому обстоятельства. Иначе говоря, Алеша старался сделать то, что делают очень многие люди: избежать необходимости самому решать серьезнейший вопрос и свалить решение на других. Поэтому-то он и молчал, не зная, что ответить, так как ему приходилось либо откровенно сознаться в своем тайном и нечестном замысле, либо солгать.