Кэролли Эриксон - Екатерина Великая

Затем были устроены народные гуляния. Они продолжались весь вечер. Гудели колокола, прогремел артиллерийский салют. На время празднества будничная жизнь в городе остановилась.

Императрица устроила обед, на который были приглашены все высокопоставленные лица, а затем был дан грандиозный бал. Екатерина, которой все восхищались, принимала поздравления и старалась каждому улыбнуться. Теперь, когда она стала великой княгиней, ей нужно было привыкать к знакам благоговейного уважения и почтения. Никто, кроме императрицы и Петра, не имел права сидеть в ее присутствии, входить или выходить из зала или комнаты, опережая ее. Все ей кланялись, становились на колени перед ней, говорили «ваше императорское высочество» и отступали с поклоном, чтобы дать ей дорогу.

То, что Екатерина после императрицы была самой титулованной особой при дворе, почувствовала на себе и Иоганна. Ей, как и всем прочим, пришлось стоять на коленях и целовать руку собственной дочери. Уважение, которым она пользовалась как мать Екатерины, теперь сошло на нет. Ведь сама Иоганна была всего-навсего немецкая принцесса Ангальт-Цербстская, невысокого происхождения, затерявшаяся среди таких же особ, которые составляли свиту великой княгини. Ей не разрешалось в обручальной процессии идти рядом с дочерью, она шла позади вместе с другими незнатными дамами. Перед началом обеда в честь помолвки ей сообщили, что она должна найти себе более скромное и удаленное место. Она запротестовала, как и британский посол, который тоже почувствовал себя оскорбленным, оказавшись на непочетном месте. В конце концов им пришлось обедать за столом, поставленным сбоку.

Все это унижало Иоганну и мешало ей выполнять важное поручение, с которым она приехала в Россию — отстаивать интересы Пруссии и ее союзников при русском дворе и подрывать антипрусскую политику канцлера Бестужева. Однако ее постиг полный провал. Она убедилась в том, что канцлер — грозный и несокрушимый соперник.

Бестужев был в курсе всех затей Иоганны со времени ее прибытия в Россию. Он через своих людей перлюстрировал депеши французского посланника Шетарди и знал во всех подробностях интриги Иоганны. В этих донесениях цитировались высказывания принцессы Ангальт-Цербстской в адрес императрицы, изобличавшие лицемерие и циничную расчетливость как главные черты ее поведения. Собрав все улики, Бестужев представил их Елизавете и стал ожидать взрыва.

Разъяренная тем, что эта немка, с которой она обращалась как с близкой родственницей, отплатила ей такой черной неблагодарностью, Елизавета угрожала отменить свадьбу и отослать Иоганну и Екатерину домой. Она вызвала к себе. Иоганну и накричала на нее. Перепуганная немка расплакалась. Два часа императрица изливала свой гнев, а принцесса извивалась, как червь, пытаясь вымолить прощение. Слишком поздно Иоганна осознала, что ее неуклюжая двойная игра поставила под угрозу будущее дочери. И все-таки Елизавета сменила гнев на милость и согласилась не отсылать домой Иоганну и ее дочь, но Шетарди было приказано покинуть Россию. А Иоганна пребывала в постоянной опале. Унижение, которому ее подвергли на обеде в честь обручения Екатерины, было не случайностью, а одним из многих чувствительных щелчков по носу, призванных напомнить ей о ее месте.

Запуганная императрицей, лишенная почти всех знаков уважения, вынужденная унижаться перед собственной дочерью, Иоганна стала раздражительной. С ней было просто невозможно говорить из-за вечно плохого настроения. Она отказывалась прислушиваться к советам и вымещала злобы на слугах и мелких чиновниках — на тех, с кем можно было ссориться, не опасаясь последствий. Она проводила время с принцем и принцессой Гессенскими, которые сочувствовали ей и радушно принимали ее. Отношения же с дочерью стали напряженными как никогда. Екатерина, пуская в ход все свои чары, чтобы сохранить расположение императрицы и завоевать авторитет у видных сановников, в то же время тщетно пыталась урезонить свою упрямую мать.

На горизонте появилось еще одно облако. Петр, доселе проявлявший к Екатерине искреннее и по-детски непосредственное чувство дружбы, вдруг впал в открытую враждебность. Он начал прислушиваться к советам своего слуги Ремберга о том, как следует обращаться с женами, и хотел показать свою власть. По мнению Ремберга, супругу надо держать в постоянном страхе. Петр решил добиться от Екатерины беспрекословного послушания, не позволять ей иметь и высказывать свое мнение. Он задумал — согласно этим дурацким установкам — вылепить из нее покорную женщину и наказывать так, как ему вздумается. Петр прямо заявил своей невесте, что намерен время от времени поколачивать ее. Эго был совет Ремберга, и Петр считал его вполне разумным.

Вся эта болтовня о телесных наказаниях и рабском подчинении мужу уронила Петра в глазах Екатерины, и в отношениях между ними появилась трещина. Она не ожидала от него верности, он сам хвастался ей своими связями с придворными дамами. Кроме того, ей было хорошо известно, что мужья часто не соблюдали верность своим женам — ее добродетельный отец был редким исключением. У Екатерины появились опасения насчет своего будущего. Каким станет Петр, когда они поженятся? Перед отъездом из дому отец дал ей письмо с советами, которое она не раз перечитывала. Там было сказано, что она должна смотреть на Петра как на «своего повелителя, отца и господина». «Его воля должна управлять всем», — писал Христиан Август, и она очень близко приняла к сердцу эти наставления. Но что, если Петр, в котором и так уже хватало упрямства и своеволия, распояшется и в самом деле будет жестоко обращаться с ней? Сможет ли она рассчитывать на защиту императрицы?

Екатерина уже успела узнать, что женщины в России были бесправным сословием. Еще совсем недавно, во времена отца Елизаветы, Петра Великого, их держали на восточный манер затворницами в теремах или в верхних комнатах домов. На этой женской половине они жили всю свою жизнь, не видя других мужчин, кроме родственников. Считалось, что они охотнее, чем мужчины, поддаются мирским соблазнам. Чем выше была по своему положению женщина, тем строже было затворничество. Свободно общаться с мужчинами было позволено лишь крестьянкам, от труда которых зависело существование всей семьи и чьи условия жизни делали затворничество просто неосуществимым.

Император Петр сделал все, что было в его силах, чтобы положить конец этой тюремной изоляции, хотя его подданные женщины сопротивлялись новшествам и цеплялись за свое привычное полутюремное бытие. В правление его дочери, однако, они уже осмелели и стали привыкать к участию в общественной жизни. Но хотя женщин теперь не принуждали томиться в четырех стенах своей половины — по крайней мере это было так в Петербурге и Москве, где особенно сильно чувствовалось влияние реформ Петра I, — они все еще оставались в тенетах церковных канонов, которые рассматривали их как слабых духом, склонных к греху, особенно телесному.