Лев Лурье - Хищницы

Председателю суда Фузинато даже пришлось обратиться к присяжным, напомнив венецианцам о традициях любезности и беспристрастности, со старинных времен характерных для города. «Тарновская, – сказал он, – имеет полное право на беспристрастие, и вы не должны поддаваться никаким влияниям извне, вы должны произнести приговор, перед которым все преклонятся, таким справедливым он будет».

Все известные мировые газеты аккредитовали на процесс своих корреспондентов

Огромный интерес вызвали показания подсудимых, которых подвергали перекрестному допросу. Мария Тарновская утверждала: она жертва своего мужа, негодяя, развратившего ее и ведшего существование, глубоко для нее отвратительное. Убийство Комаровского задумано Прилуковым и осуществлено Наумовым, она не виновата, что в нее безумно влюбляются мужчины.

Приведем цитату из тогдашней хроники: «Необычайно высокого роста, худощавая, элегантно одетая, с благородными чертами лица и сверкавшими жизнью, невероятно живыми глазами, всегда смеющаяся, кокетливая, находчивая и разговорчивая даже в тяжелые минуты. Она раба своей страсти к роскоши, удовольствиям, а следовательно, и деньгам».

Вот ее слова, сказанные журналисту: «В суде, когда я спокойна, меня называют циничной; если бы я плакала и теряла самообладание, мои слезы назвали бы крокодиловыми. Никто не подозревает, что я переживаю. Разве я, в самом деле, – авантюристка, преступница, убийца, какой меня изображают? Если я не являюсь конкуренткой на приз за добродетель, то все, по крайней мере, убедятся, что я – больная слабая женщина, а не мегера и не демоническая натура».

Наумов и Прилуков, напротив, все валили на Марию Николаевну. Она их опутала, подчинила себе, обобрала, и они действовали, как послушные марионетки. И Прилуков, и, особенно, Наумов, выглядели жалко. Наумов не раз начинал рыдать.

Огромное значение имела психиатрическая экспертиза. Директор венецианского сумасшедшего дома Каплетти утверждал: Наумов, закончив лицей, начал службу в канцелярии губернатора в то время, когда его место было, по меньшей мере, в санатории: это мазохист и дегенерат.

Профессор Бельмондо рассказал о Захер-Мазохе – выросшем на Украине авторе «Венеры в мехах». В договоре, который писатель заключил со своей возлюбленной, было написано: «При каждом его проступке, упущении или оскорблении ее величества госпожи, она может наказывать своего раба, как ей заблагорассудится. Со своей стороны, госпожа обещает по возможности чаще носить меха, особенно тогда, когда она выказывает жестокость».

Жена Захер-Мазоха, которая присвоила себе имя Ванды – персонажа книги «Венера в мехах», не только научилась обращаться с плетью, но и сама стала писать рассказы. В них она «пытается удовлетворить свои сексуальные желания и не позволяет мужчинам-мазохистам препятствовать ей в этом». Героиней одной из ее новелл стала прекрасная вдова-аристократка, которая покупает мужчин-рабов и пользуется ими для удовлетворения своих сексуальных желаний, а когда они ей надоедают – убивает.

Сохранился и договор, заключенный между Захер-Мазохом и его законной женой: «Мой раб! Условия, на которых я принимаю вас и терплю рядом с собой, таковы: полный и безусловный отказ от собственного я. Мне дается право наказывать и карать вас, как мне заблагорассудится. Вы признаете за мной власть и право замучить вас до смерти при помощи всех мыслимых пыток. Когда вы не сможете более выносить моего господства, тогда вы должны убить себя сами, свободу я вам не верну никогда». Примечательно, что Венера-Ванда покупает для своего возлюбленного именно русский хлыст, «какие в России держали для непокорных рабов». Да и мазохистские атрибуты взяты из славянского быта: отороченная мехом кацавейка (меховая шуба, звериная шкура) и плетка (хлыст, кнут).

Профессор Бельмондо заключил: мазохизм – типичное свойство славянских мужчин, а садизм – женщин. Нам, настоящим европейцам, трудно разобраться в этом этнически обусловленном извращении.

Психиатр Бианки, бывший министр народного просвещения, ученик великого итальянского криминалиста Ломброзо, говорил о том же. В России до сих пор существуют «психические эпидемии средневековой Европы – флагелляции, демономания, детские крестовые походы. И коллективный гипноз. Гипнотизер – Тарновская, типичный пример сивиллы, сводящей с ума множество мужчин». Италия родила великих законоведов Беккариа и Ломброзо и умеет судить, глубоко проникая в суть вещей. Здесь царит справедливость. Кому, как не венецианским присяжным, определить степень вины каждого из подсудимых.

Профессор Босси – генуэзский гинеколог – защищал в своей экспертизе Марию Тарновскую: эта женщина абсолютно невменяема. Алкоголь, морфий, эфир и кокаин подорвали ее и без того раненую психику. Она клептоманка и меланхоличка. Ее следует не наказывать, а лечить; Тарновская – ненормальна.

Профессор Марселли говорил, что «психика славянской души, движение которой загадочно и непонятно для жителей Западной Европы, требует особых подходов. Тарновская перенесла тиф, ее кусала бешеная собака, она нюхала эфир и кокаин и у нее ужасная наследственность: среди родственников – дегенераты, эпилептики, идиоты и маньяки. Это ненормальная, невменяемая истеричка».

Ему возражал профессор флорентийского университета Борби: Тарновская холодна и расчетлива, она идет через трупы любовников к тому, в чем нуждается – праздной, беспечной, богатой жизни. Смерть Комаровского – на ее совести.

Адвокат Наумова Бертачиоли утверждал, что несчастный, не вполне здоровый молодой человек, являлся объектом безжалостных манипуляций Тарновской, в которую был страстно влюблен. Весь план использовать Наумова как убийцу принадлежал Прилукову, задумавшему всю эту комбинацию, чтобы самому избегнуть рискованного преступления.

Второй адвокат убийцы – Дриусси – сказал, в частности, что такой дегенерат, как Наумов, только в России мог служить чиновником по особым поручениям. В любой европейской стране его бы немедленно положили в психиатрическую клинику. Но русские все не совсем нормальны. Эту мысль Дриусси высказал и в своем интервью газете «Адриатико». За это один из русских журналистов, присутствовавших на процессе, вызвал его на дуэль. Дриусси пришлось извиниться.

Надо сказать, что Наумов вызывал все большие симпатии у присутствовавших на процессе. Свидетели, прибывшие из России, характеризовали его как доброго, хотя и не вполне нормального молодого человека. Подчинение сильной женщине у Наумовых в роду. Недаром его двоюродный дед Иван Тургенев сначала подчинялся властной матери, а потом – Полине Виардо.