Александр Керенский - Россия на историческом повороте: Мемуары
За несколько дней до революции 17 октября Петергоф оказался полностью отрезанным от внешнего мира. Движение по железной дороге прекратилось. Связь с царем его министры осуществляли, либо используя военный телеграф, либо направляя морем специальных курьеров.
В случае крайней нужды министры отправлялись туда лично. В Петергофской бухте стояли на якоре два эсминца на случай, если возникнет необходимость переправить царскую семью в Англию. В таких условиях царь обратился к Витте, который незадолго, перед тем вернулся с Портсмутских мирных переговоров, с просьбой подготовить доклад о создавшемся положении. Прибыв 9 октября в Петергоф, Витте вручил царю написанную им накануне, 8 октября, записку, содержание которой не предавалось гласности до тех пор, пока большевики не поместили ее текст в «Красном архиве». Среди прочего в записке говорилось: «Основной лозунг современного общественного движения в России — свобода…
Не год назад, конечно, зародилось нынешнее освободительное движение. Его корни в глубине веков — в Новгороде и Пскове, в Запорожском казачестве, в низовой вольнице Поволжья, церковном расколе, в протесте против реформ Петра… в бунте декабристов, в деле Петрашевского.[14]
Человек всегда стремится к свободе. Человек культурный — к свободе и праву: к свободе, регулируемой правом и правом обеспечиваемой…
Руководство требует прежде всего ясно поставленной цели. Цели идейной, высшей, всеми признаваемой.
Такая цель поставлена обществом, значение ее велико и совершенно несокрушимо, ибо в цели этой есть правда. Правительство поэтому должно ее принять. Лозунг «свобода» должен стать лозунгом правительственной деятельности. Другого исхода для спасения государства нет.
Ход исторического прогресса неудержим. Идея гражданской свободы восторжествует, если не путем реформ, то путем революции. Но в последнем случае она возродится из пепла ниспровергнутого тысячелетнего прошлого. Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, все сметет, все повергнет в прах. Какой выйдет Россия из беспримерного испытания, — ум отказывается себе представить; ужасы русского бунта могут превзойти все то, что было в истории. Возможное чужестранное вмешательство разорвет страну на части. Попытки осуществить идеалы теоретического социализма — они будут неудачны, но они будут несомненно, — разрушат семью, выражение религиозного культа, собственность, все основы права.
Как в пятидесятых годах правительство объявило освобождение крестьян своим лозунгом, так в настоящий неизмеримо более опасный момент государственная власть не имеет выбора: ей надлежит смело и открыто стать во главе освободительного движения.
Идея гражданской свободы ничего угрожающего бытию государства в себе не заключает…
Освободительное движение порывает, правда, с формальным прошлым, но разве освобождение крестьян не было также отказом от векового прошлого?..
…Государственная власть должна быть готова вступить и на путь конституционный. Это слово не должно пугать и быть под запретом. Государственная власть должна искренно и явно стремиться к благу государства, а не к сохранению той или другой формы. Пусть докажут, что благо государства в конституции, — самодержавный монарх, интересы коего не могут быть отделены от блага народного, первый, без сомнения, станет на этот путь. Опасению здесь не может быть места, и надо иметь в виду и готовиться и к этому исходу».[15]
Предложение Витте о Конституции было принято. Царь решил опубликовать манифест, в котором без упоминания самого слова «конституция» будет провозглашено создание нового порядка, означавшего, по сути дела, конституционную систему.
В ночь на 16 октября я услышал настойчивый звонок в дверь. Я подумал, что явилась полиция (в те дни она занималась обысками и политическими арестами), но оказалось, что звонил мой друг Овсянников. Увидев, что он охвачен лихорадочным волнением, я спросил, в чем дело. В ответ он протянул мне приложение к официальной газете «Правительственный вестник» с только что опубликованным текстом манифеста.
Манифест предусматривал:
1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив, засим, дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному порядку.
3. Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей.[16]
Главным принципом любой Конституции является положение о том, что верховная власть не может принять закона без одобрения представителей народа. С опубликованием манифеста абсолютная власть стала делом прошлого.
Глава 4
Революционный романтизм
Остаток ночи я провел в состоянии крайнего возбуждения. Казалось, завершилась многолетняя ожесточенная борьба народа за свободу, за право участвовать в решении государственных дел. Конституция перестала быть абстрактным лозунгом революционного движения. Конституция стала реальностью, краеугольным камнем новой России. Вняв мудрому совету Витте, царь нашел в себе достаточно сил, чтобы принять во внимание справедливое требование своего народа и отказаться от абсолютной власти, которую до тех пор считал своей по праву помазанника божьего. С самого начала своего правления царь упрямо противился конституционным реформам. Теперь же я чувствовал себя чуть ли не виноватым в том, что считал его прежде непримиримым врагом свободы. Теплая волна благодарности затопила мою душу, и я вновь ощутил давно утраченное чувство детского благоговения перед царем.
Ночь казалась бесконечной. Я с нетерпением ждал утра, когда смогу выбежать на Невский проспект и присоединиться к ликующим толпам — интеллигентам, промышленным рабочим, студентам, простым гражданам, которые выйдут на улицы, чтобы отпраздновать эту великую победу народа.
Однако когда я утром выбежал на Невский, то к своему недоумению обнаружил, что широкая улица абсолютно пустынна. Не веря своим глазам, я направился к Адмиралтейству и Зимнему дворцу, ожидая увидеть ликующие толпы на Дворцовой площади. Но посреди площади стояла только горстка людей с черными знаменами, на которых красными буквами было выведено: «Да здравствует анархия!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});