Гогенцоллерны. Характеристика личностей и обзор политической деятельности - Владимир Николаевич Перцев
Глава IV
ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ IV
Революция
Фридрих Вильгельм III умер в 1840 г., и на престол вступил его сын Фридрих Вильгельм IV. В момент вступления на престол ему было уже 45 лет, но в его характере было много черт, присущих еще совершенно молодым людям. Он был по-юношески экспансивен, не умел обдумывать свои слова и поступки и всегда вносил в свои действия какую-то странную неустойчивость и торопливость. Из всех прусских государей, царствовавших в XVII–XIX столетиях, он в наименьшей степени обладал чувством действительности и реальным смыслом. В противоположность «великому курфюрсту» и Фридриху II, его идеал был не в будущем, а в прошлом, — в туманных далях средневековья, в романтических временах Оттонов и Барбароссы. Природа не отказала ему в талантах — он умел прекрасно говорить, был хорошо образован, любил общество ученых и поэтов, обладал подвижной натурой; при этом он совершенно не ценил те устои, на которых выросла политика его предшественников — армейскую выправку, бюрократическую аккуратность и исполнительность и коммерческую деловитость. В писателях и музыкантах он видел родственные себе натуры, и беседе с ними он часто предпочитал общество генералов и министров. Поэтому прусское общество возлагало на него большие надежды; но уже очень скоро обнаружилось, что король-романтик не способен ни на какую реформаторскую деятельность, тем более в либеральном и демократическом духе. Его голова была забита мистическими бреднями о том, что король — посланник небес для своего народа и непосредственный выразитель божественной воли; всякое проявление оппозиционного настроения он рассматривал как личную обиду, а в требовании конституции видел недоверие к божественной миссии королей и оскорбление их священного сана. Он вступил на престол в то время, когда прусское общество начинало пробуждаться от своего тридцатилетнего сна, когда оно снова начинало предъявлять к уплате все свои старые и некоторые новые счета; ясность разума и твердость воли были для короля в такое время особенно важны, но именно этими свойствами король и был обделен; романтическая фантастика совершенно затмила его разум и лишила его действия всякого здравого смысла. В результате он оказался одним из самых непопулярных монархов Пруссии, хотя в некоторых отношениях по личным качествам он был не ниже, а выше многих из своих предшественников. Сбитый с толку стремительным ходом событий, чувствуя гнет народной ненависти, он в конце концов потерял остатки душевного равновесия и кончил настоящим умопомешательством, уступив фактическое и формальное управление страной брату Вильгельму за четыре года до своей смерти (1861 г.).
Начало царствования Фридриха Вильгельма IV было как будто бы либеральным. Политические преступники получили амнистию. Для печати наступили более мягкие времена; толстые книги были совершенно освобождены от цензуры; в Берлине был учрежден высший цензурный комитет, куда могли жаловаться недовольные строгостью местной цензуры издатели и писатели. Но уже очень скоро выяснилось, что король совсем не склонен пойти за обществом в его главном требовании — введении в Пруссии конституционного образа правления. Когда областной ландтаг в Кенигсберге напомнил королю о конституционном обещании, данном когда-то его отцом, король ответил туманными обещаниями развивать принцип провинциального представительства, совершенно оставив в стороне принцип национального представительства. Во время коронации в Берлине король уже более определенно заявил, что никаких гарантий относительно будущего он не может дать и что отчетом в своем правлении он обязан одному Господу Богу, от Которого он получил корону. Раз вступив на путь борьбы против общественных желаний, король уже не мог остановиться. Общество не успокоилось после отказа короля ввести конституцию; появились брошюры, в которых на разные лады варьировалась мысль о необходимости конституции для Пруссии. Король ответил на это приказом отдавать смелых публицистов под суд. Но так как судьи не в достаточной степени были проникнуты идеей единения с администрацией и часто оправдывали авторов политических брошюр и статей, то был издан новый закон (от 29 марта 1844 г.), устанавливавший судебную и дисциплинарную ответственность должностных лиц за поступки, хотя и не противоречащие закону, но признанные их начальством неудобными. Писатели и печать стали подвергаться не только судебным, но и административным гонениям. Поэт Гервег был выслан из Пруссии, «Рейнская газета» — орган тогдашнего прогрессивного бюргерства, в которой сотрудничали К. Маркс, Макс Штирнер, Гейне и др., — была запрещена. Вновь назначенный министр народного просвещения Эйхгорн старался проводить не только в средней, но даже и в высшей школе идеи чинопочитания и пиэтического мракобесия; некоторые профессора были лишены своих кафедр.
Но без уступок обойтись было нельзя. Еще в 1842 г. королем было создано нечто вроде суррогата национального представительства в виде «соединенных комиссий» (vereinigte Ausschüsse), выбираемых от всех областных ландтагов. «Соединенные комиссии» скоро обнаружили наделе свою полную бесцельность; они не имели ни прав, ни влияния, но к королевскому правительству находились почти в постоянной оппозиции. Не удовлетворяя общество, они в то же время раздражали и короля.
Но в скором времени обстоятельства сложились таким образом, что король был вынужден сделать еще более существенную уступку. Для Пруссии пришла пора железнодорожного строительства, и для этого потребовалось заключить государственный заем. Но еще Фридрих Вильгельм III обещал, что без одобрения общенародного представительства он не будет заключать государственных займов. Фридрих Вильгельм IV обратился теперь за согласием к «соединенным комиссиям», но те отказали ему, ссылаясь на то, что судить о степени финансовой нужды они могут, лишь зная общее состояние государственного казначейства. Между тем финансовая нужда нарастала; король попробовал обойтись без согласия сословий и обратился с просьбой о займе к Ротшильду (1846 г.), но тот вполне определенно ответил, что ему необходима гарантия со стороны народного представительства. Даже и для этого короля-романтика финансовая нужда оказалась стимулом к реформам. К этому присоединился еще и неурожай, который случился в Пруссии в 1846–1847 гг. Неурожай ударил с одинаковой силой и по крестьянам, которым не хватало хлеба и картофеля для пропитания, и по городским рабочим, вынужденным переплачивать за вздорожавший хлеб, и по крупным промышленникам, спрос на предметы производства которых стал падать. Почти по всей стране начались вспышки голодных бунтов; в городах участились стачки; грабеж и воровство стали принимать эпидемический характер; многие фабрики и заводы за отсутствием сбыта должны были совершенно закрыться. Король и его правительство были совершенно бессильны справиться со всеми этими осложнениями и, наконец, решили созвать
