Эффект Достоевского. Детство и игровая зависимость - Лорн Тепперман
В России XIX века такие виды деятельности тоже ассоциировались с высоким положением в обществе. Игра была показателем статуса. Как пишет Хелфант, «пренебрежительное отношение к крупному проигрышу означало, что дворянин не зависел от материальных благ» [Helfant 1999: 376]. Разумеется, Достоевский знал об этом. Алексей Иванович, главный герой романа «Игрок», отзывается об игре следующим образом:
Есть две игры, одна – джентльменская, а другая плебейская, корыстная, игра всякой сволочи. <…> Джентльмен <…> отнюдь не должен интересоваться своим выигрышем. <…> Одним словом, на все эти игорные столы, рулетки и trente et quarante он должен смотреть не иначе, как на забаву, устроенную единственно для его удовольствия [Достоевский 1972–1990, 5: 216–217].
Чуть ниже он пишет: «Настоящий джентльмен, если бы проиграл и все свое состояние, не должен волноваться. Деньги до того должны быть ниже джентльменства, что почти не стоит об них заботиться» [Достоевский 1972–1990, 5: 217].
Разумеется, не каждый игрок может позволить себе подобный стиль игры. Итак, поскольку игра являлась знаком богатства и высокого социального положения, некоторые амбициозные мужчины (а иногда и женщины) использовали ее как инструмент для создания более благородного образа. (Аристократкам разрешалось играть в карты ради развлечения, однако в целом предполагалось, что женщина должна вести себя скромно и удерживать супруга от чрезмерного пьянства, участия в кутежах и, разумеется, от игры.) В отличие от аристократов, такие люди не могли относиться к проигрышу легкомысленно. Поэтому, когда молодые люди такого типа проигрывали крупную сумму денег, они часто кончали с собой, чтобы избежать позора. Суицид помогал стереть пятно недостойного и безответственного поведения – и посмертно восстанавливал их честь и репутацию [Reyfman 1999: 16].
В этом плане игра напоминала дуэль. И то и другое было вопросом чести – и, следовательно, вопросом жизни и смерти. Тот, кто сохранял спокойствие и уверенность за карточным столом или с пистолетом в руке, пользовался репутацией достойного и благородного человека. Напротив, отказ от дуэли (или от слишком высокой ставки) считался трусостью и ложился на репутацию несмываемым пятном. Лучше было умереть на дуэли, чем жить с репутацией труса; покончить с собой, чем жить, не имея возможности выплатить карточный долг. На дуэли и в игре смерть была предпочтительнее бесчестия.
Кроме того, игра и дуэль становились формами протеста против авторитарного правящего режима. Поскольку дуэли были запрещены, дуэлянтов порой считали мятежниками – и точно так же относились к игрокам, ведь игра на протяжении долгого времени тоже находилась вне закона. Итак, игра расценивалась как способ бросить вызов несправедливым властям, запретившим играть – из-за чего аристократы лишились возможности похвастаться богатством, статусом и благородным воспитанием.
Однако, как показывает Хелфант, XIX век был эпохой аристократии, и дворянам, в отличие от разночинцев, рабочих и крестьян, позволялось многое [Helfant 1999:374]. Сражаясь на дуэли или играя, дворянин того времени игнорировал правила и моральные стандарты общества. Именно в таком контексте игра в карты приобрела популярность среди богатого и праздного класса.
Существовало два вида игр: коммерческие, в которых требовался трезвый расчет (или умение играть), и азартные, где выигрыш зависел от удачи. Аристократы большей частью предпочитали игры первого типа, поскольку у них было достаточно времени, чтобы совершенствовать навыки игры. Типичным примером служит игра в дурака, известная, наверное, каждому взрослому жителю современной России и Восточной Европы. Ее цель – не остаться «в дураках», то есть скинуть все карты в отбой. В XIX веке были популярны такие коммерческие игры, как вист, рокамболь и «три на три». Для победы требовалось собрать карты с определенным количеством очков или определенной масти. Зачастую в них играли в командах или с партнерами, поэтому игрокам нужно было уметь выстраивать общую стратегию ставок и внимательно следить за перемещениями карт.
Чтобы успешно играть в коммерческие игры, необходимо знать правила и много тренироваться [Helfant 2002]. Поэтому они считались более сложными, чем игры азартные, и пользовались большим уважением. Что еще важнее, они были – используя термин Веблена [Veblen 1912] – формой демонстративного потребления: не каждый мог потратить столько времени на обучение игре, которая не несла в себе никакой ценности, кроме демонстрации социального статуса.
Итак, в коммерческие игры чаще играли пожилые, опытные и состоятельные дворяне и представители высшей аристократии. «Приятная» партия была способом показать свой статус, умение играть, а также способность легко и быстро расплатиться по долгам. Вместе с тем они показывали, что у них было достаточно денег – а значит, и времени, – чтобы оттачивать свое мастерство.
Умение играть в коммерческие игры было признаком истинной аристократичности: чтобы стать хорошим игроком, нужно было родиться в благородной семье и получить достойное воспитание. Кроме того, именно в коммерческих играх ставки были наиболее высоки – и, значит, у участников была идеальная возможность продемонстрировать уверенность и спокойствие в самой непростой обстановке. Итак, коммерческие игры ассоциировались с прирожденным благородством. Те, кто играл в азартные игры, могли в лучшем случае продемонстрировать благородные качества и тем самым повысить свое социальное положение. И, поскольку в царской России коммерческие игры не были под запретом, партия в вист или рокамболь не считалась мятежом против правительства.
В отличие от коммерческих игр, азартные игры (например, рулетка или кости) основаны исключительно на удаче и не требуют предварительной практики. Чаще всего в них играли молодые мужчины, в особенности военные. Поскольку такая игра не требовала ни умения, ни опыта, она никак не отражалась на чести и респектабельности. Законы Российской империи запрещали некоторые азартные игры низшего класса – например, рулетку. Поэтому многие игроки, включая Достоевского, играли за границей.
Почему играли представители других классов, в том числе Достоевский
Поскольку в России XIX века играли почти все – во всяком случае, почти все мужчины, – существовало множество противоречивых представлений о том, кто такой «типичный игрок». Разумеется, не каждый игрок был «благородным» или «уважаемым» человеком, равно как не каждый «благородный» или «уважаемый» человек был игроком. Игрока, который делал большие ставки и не беспокоился, что проиграет, могли счесть аристократом – или дураком. Хелфант отмечает, что бедных игроков вроде Достоевского считали неразумными и расточительными – ведь они проигрывали деньги, заработанные собственным трудом [Helfant 2002].
