Путешествие парижанки в Лхасу - Давид-Ниэль Александра
Наш ужин состоял из горстки тсампа и глотка припасенной мной воды.
Затем мы улеглись на землю, чтобы немного отдохнуть. Из-за острых камней, которыми была усеяна затвердевшая от мороза земля, наше ложе было поистине аскетическим. Тем не менее я вскоре уснула, прижимая к себе под платьем резиновую грелку, вовсе не для того, чтобы она меня согревала, а для того, чтобы не дать заключенной в ней жидкости замерзнуть и иметь возможность утолить жажду при пробуждении. Таким образом, мы как бы поменялись с грелкой ролями.
Утреннее солнце осветило монастырь в нескольких шагах от нас и совершенно не с той стороны, как я предполагала накануне. Мы быстро прошли вдоль его стен, стремясь поскорее найти надежное укрытие. Один из местных начальников в нарядном костюме, восседавший на лошади с роскошной упряжью, повстречался нам в начале дороги, ведущей в Батанг. Он безучастно посмотрел на нас, не сказав ни слова.
В окрестностях гомпа не нашлось ни единого уголка, где я могла бы укрыться, пока Йонгден будет ходить за покупками.
Наша дорога спускалась в узкую долину, где струился небольшой приток Наг-Чу. По его берегам раскинулось немало усадеб и мельниц. С нами поравнялся торговый караван, шедший из Лхасы, и тропу заполнили мулы, навьюченные тюками с товаром. Нас окружили люди. Мы были вынуждены продолжать свой путь, хотя было крайне досадно удаляться от монастыря в то время, когда срочно требовалось пополнить запас продовольствия.
Наконец, когда мы миновали долину, я обнаружила большое, еще не возделанное поле, заросшее кустами. Я оставалась там в течение нескольких часов, спрятавшись в зарослях и читая тибетский философский трактат. Когда Йонгден вернулся, нагруженный как мул, мы закатили поистине лукуллов пир, приготовив суп из репы и пшеничной муки. Затем, засыпав свои амбаги[57] сухими абрикосами, мы весело двинулись в путь, продолжая жевать десерт на ходу.
Во второй половине дня мы снова оказались в лесистой местности, где повстречались с группой паломников, которые брели вдоль дороги. Они входили в состав большого отряда, насчитывавшего по меньшей мере пятьдесят человек. Немного дальше мы столкнулись с их авангардом; странники кипятили чай в котелках величиной с бочку.
Они надолго задержали Йонгдена: одни просили предсказать им будущее, другие обращались к нему за советами но поводу того, как следует себя вести, чтобы добиться успеха в различных начинаниях. Многие добивались его благословения.
Я села на землю и забавлялась, наблюдая за действиями и движениями этих взрослых детей. Лама и верующие держались крайне серьезно, но внезапные шутки и неожиданные замечания, высказанные вслух, неизбежно вызывали смех и приводили всю группу в хорошее расположение духа, которое действовало заразительно; веселый нрав тибетцев приятно скрашивает жизнь в этой стране.
На закате мы оказались в сумрачном лесу с гигантскими деревьями. Тропа по-прежнему была удобной, и я решила идти по ней, пока хватит сил, так как из-за паломников мы потеряли много времени.
Спускаясь к оврагу, по дну которого бежал ручей, я заметила на середине дороги нечто вроде свертка. Подойдя ближе, я увидела, что это старый чепец из кожи ягненка, какие носят женщины в местности Кхам.
Йонгден поднял шляпу железным наконечником своего посоха и отбросил в сторону. Она отлетела недалеко, порхнув, словно птица, и приземлилась на поваленный ствол огромного дерева.
Во мне шевельнулось странное предчувствие, что этот гнусный засаленный головной убор вскоре должен мне пригодиться; повинуясь подсознательному чувству, я сошла с тропы и отправилась на поиски шапки.
Йонгдену не хотелось брать с собой убогий чепец с неприятным запахом. Тибетцы, как правило, не подбирают шапку, если она упадет на землю в пути; тем более они не станут этого делать, если шапка им не принадлежит. Они считают, что такая вещь приносит несчастье. Напротив, старый сапог, найденный на дороге, считается доброй приметой, и зачастую путники ненадолго кладут его себе на голову, каким бы грязным он ни был, чтобы обрести удачу.
Мой спутник уже избавился от подобных суеверий, но грязный мех вызывал у него отвращение, и он не находил ничего сверхъестественного в нашей находке.
— Должно быть, — сказал он мне, — какой-нибудь паломник привязал шапку к курга[58], а она незаметно упала, либо он опасался, что она навлечет на него беду, если он ее поднимет, и предпочел бросить ее на дороге.
По-видимому, так оно и было. Конечно, я не воображала, что какое-нибудь божество, восседающее на райском лотосе, сшило для меня этот жалкий образец шляпного искусства. Очевидно, шапку потерял какой-то странник или странница, но почему это случилось именно в этом месте, на нашем пути?.. И почему при виде шапки в моей душе возникла уверенность, что ей суждено сыграть важную роль в нашем путешествии?.. Восток, и в особенности Тибет, — это край загадок и странных событий. Тот, кто умеет смотреть, слушать и внимательно, долго наблюдать, находит здесь мир, выходящий за рамки того, что мы привыкли считать единственной реальностью; быть может, это связано с тем, что мы не подвергаем явления, из которых соткан наш мир, тщательному анализу и не ищем достаточно глубоко цепь причин, их обуславливающих.
Ламаистское монашеское воспитание, полученное Йонгденом, до того как он приобщился к западным наукам, не позволяло ему усомниться в существовании мудрых духов, невидимых для большинства людей, но в тот день он определенно поддался поэтическому очарованию этих мест.
— Ладно, ладно, — ответил он, когда я изложила свои соображения, — вы не верите, что чепец был приготовлен специально для вас каким-то божеством; в таком случае давайте просто скажем, что ваш невидимый друг осторожно стащил его с курги путника и уронил на нашем пути. Это поистине роскошный подарок!..
Я позволила ламе шутить и ничего ему не ответила, но мое мнение по поводу шапки было непоколебимо: я должна ее унести. Я крепко привязала шапку к своей котомке, и мы двинулись дальше.
Йонгден оказался не прав. Невзрачный чепец не только сослужил мне службу, но, возможно, именно ему я обязана успехом своего путешествия. Это станет ясно из дальнейшего повествования.
В местности, куда мы вступили, прошел снег, и большие белые пятна виднелись среди бурой листвы, устилавшей лесную чащу. Утомившись, мы сделали остановку при входе в долину, откуда струился широкий поток, впадающий в Наг-Чу; он с шумом катил свои бурные воды. Йонгден нашел место, совершенно незаметное с дороги, где можно было разбить лагерь, но поблизости не было ни единого зеленого дерева, и оно продувалось ветром; поэтому мы решили обосноваться ниже, на обочине дороги, за грядой скал, надеясь, что никто не появится здесь ночью.
До сих пор мы почти не использовали свою маленькую палатку по назначению, но она сослужила нам ценную службу в качестве одеяла. Мы спали на манер тибетских странников, положив вещи между собой таким образом, что было невозможно ни унести, ни даже коснуться их, не задев и, следовательно, не разбудив нас. Мы держали под рукой револьверы и хранили свою дорожную казну в поясах, которые носили под платьем; порой мы прятали или зарывали их в землю рядом, а если местность казалась нам более или менее безопасной, просто клали их себе под голову. В заключение расстилалась палатка, прикрывавшая и нас, и поклажу. Когда мы проходили через заснеженные края, это полотнище белой ткани, лежавшее на земле и усыпанное листьями и ветками, нельзя было отличить от снега даже с довольно близкого расстояния, что служило прекрасной маскировкой.
В ту ночь мы не преминули устроиться таким же образом, но иллюзия безопасности, которую мы себе внушили, сделала нас слишком беспечными. Незадолго до рассвета мимо нас прошли несколько купцов, и один из них заметил что-то необычное в нашем «снежном пятне».
