Николай Шахмагонов - Екатерина Великая в любви и супружестве
«В царствование Елизаветы немецкое влияние стало заменяться французским. В это время западноевропейская интеллигенция начинала увлекаться так называемой французской философией; даже правительства начинали руководиться ее идеями. То была философия рационализма, натурализма и материализма, пагубная для религии так же, как для нравственности и общественного строя. В лице своих представителей она или совсем отвергала христианство, проповедуя деизм (Вольтер), или признавала за ним только политическое (Монтескье) и нравственное (Руссо) значение, не признавая вполне его догматического учения, отрицала веру в чудеса, Откровения, Божественность Христа и т. д.; в лице многих представителей не хотела ничего знать, кроме материи и ее движения (Гольбах и др.); вместо христианской морали, основанной на любви и самоотвержении, проповедовала или одно себялюбие (Гельвециус) с чувственными наслаждениями (Ла-Метри), или деятельность, согласную с природой человека (Руссо); зло осмеивала духовенство как невежественное сословие, препятствующее успехам цивилизации, ненавидела монашество, с его подвигами воздержания; требовала полной терпимости для всякого рода религий. В России так же, как в Западной Европе, явилась мода на эту философию. В царствование Елизаветы Петровны уже воспиталось целое поколение ее почитателей. К ним принадлежали такие высокопоставленные лица, как граф М. Воронцов и Шувалов, княгиня Дашкова и супруга наследника престола Екатерина Алексеевна».
Елизавета Петровна была искренне привержена православной вере. Ну а Петр Федорович был протестантом, да и вообще, судя по отзывам современников, не мог объять умом никакого учения, даже и враждебного России.
В молодые годы Екатерина Алексеевна действительно была большой почитательницей Вольтера. Увы, это так. Да и чего можно требовать от юной великой княгини, окунувшейся в неразбериху русской жизни, давно уже поврежденной чужебесием.
А Вольтер – это деизм.
Французская философия была подхвачена русскими масонами. Отрицание Промысла Божьего вело к отрицанию Божественности Самодержавной власти, а, следовательно, и Божественности Помазанников Божиих. Недаром, едва императрица Екатерина II вступила на престол, как масоны постарались ограничить ее самодержавную власть учреждением Императорского Совета, члены которого ставили перед собою конечную цель стать соправителями императрицы. Но об этом в соответствующем разделе книги.
Рискнула собственно собой
В 1762 году Екатерине Алексеевне было 33 года. У нее уже сложились определенные взгляды на жизнь, сложились твердые нравственные идеалы. Мы можем найти их в ее литературном наследии:
«Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора; отыскивайте истинное достоинство, хоть бы оно было на краю света: по большей части оно скромно и в отдалении. Доблесть не лезет из толпы, не жадничает, не суетится и позволяет забывать о себе.
Никогда не позволяйте льстецам осаждать вас: давайте почувствовать, что вы не любите ни похвал, ни низостей.
Оказывайте доверие лишь тем, кто имеет мужество при случае вам перечить и кто предпочитает ваше доброе имя вашей милости.
Будьте мягки, человеколюбивы, доступны, сострадательны и щедры; ваше величие да не препятствует вам добродушно снисходить к малым людям и ставить себя в их положение, так чтобы эта доброта никогда не умоляла ни вашей власти, ни их почтения. Выслушивайте все, что хоть сколько-нибудь заслуживает внимания; пусть все видят, что вы мыслите и чувствуете так, как вы должны мыслить и чувствовать. Поступайте так, чтобы люди добрые вас любили, злые боялись, и все уважали.
Храните в себе те важные душевные качества, которые составляют отличительную принадлежность человека честного, человека великого и героя. Страшитесь всякой искусственности. Зараза пошлости да не помрачит в вас античного вкуса к чести и доблести.
Мелочные правила и жалкие утонченности не должны иметь доступа к вашему сердцу. Двоедушие чуждо великим людям: они презирают все низости».
Передовые люди русского культурного слоя, несомненно, видели в Екатерине Алексеевне эти ее черты. Большую часть своей жизни она прожила в России, и характер ее формировался на глазах у русских людей, которые не могли не понимать, куда ведет Россию политика Петра III.
Не сразу откликнулась Екатерина Алексеевна на предложения, делаемые инициаторами дворцового переворота. Толчок к принятию решения дало одно весьма характерное событие. 1 мая 1762 года праздновался мир с Пруссией.
Между супругами давно уже не было добрых отношений. Да и людьми они были разными. Высокие помыслы и стремления Екатерины никак не сочетались с низменными чувствами Петра. Думая о будущем, Екатерина говорила: «Желаю и хочу только блага стране, в которую привел меня Господь Бог… Русский народ есть особенный народ в целом свете… Бог дал Русским особое свойство».
Исследователь той эпохи В. С. Иконников сделал вывод, что у Петра цели были иными и «самая перспектива будущей власти казалась ему необходимой лишь для того, чтобы унизить и наказать супругу за прошлое свое унижение, а Голштинии с помощью Фридриха II доставить торжество над Данией за отнятый ею Шлезвиг». Что касается унижения, то никто, кроме самого Петра, повинен в нем не был. И уж вовсе не Екатерина была повинна во всех перипетиях в жизни наследника Российского Престола, сего титула не заслуживающего.
Один из участников переворота, Пассек, сказал, что у Петра III «нет более жестокого врага, чем он сам, потому что он не пренебрегает ничем, что могло бы ему повредить». Аналогично выразилась и Екатерина: «У Петра III первым врагом он был сам: до такой степени все действия его отличались неразумием». Даже иностранные дипломаты, которым, казалось бы, все, что против России, то и хорошо, и то осуждали Петра Федоровича: «Жизнь, которую ведет Император, самая постыдная; он проводит свои вечера в том, что курит, пьет пиво и не прекращает эти оба занятия, иначе, как только в пять или шесть часов утра и почти всегда мертвецки пьяным».
Интересы России были чужды Петру. Особенно возмущали русское общество и гвардию уничижительные реверансы по отношению к прусскому королю. Граф Мерси писал по этому поводу:
«Самая сильная страсть императора, превышающая все остальные, это… его неограниченное уважение к прусскому королю».
По характеру Петр Федорович был груб, несдержан, воспитание, которое пытались дать ему в России, так и не пристало к нему. Умом он не отличался, время проводил в кутежах, играл в куклы и в солдатики, жестоко обращался с животными, книг не читал.
Екатерина была совсем иной. Приняв православную веру, она строго придерживалась всех канонов, строго соблюдала. Поступала она по однажды и навсегда заведенным для себя нравственным принципам, о которых сама вспоминала впоследствии:
«И в торжественных собраниях, и на простых сходбищах, и вечеринках я подходила к старушкам, садилась подле них, спрашивала об их здоровье, советовала, какие употреблять им средства в случае болезни, терпеливо слушала бесконечные их рассказы об их юных летах, о нынешней скуке, о ветрености молодых людей; сама спрашивала их совета в разных делах и потом искренне их благодарила. Я узнала, как зовут их мосек, болонок, попугаев… знала, когда которая из этих барынь именинница. В этот день являлся к ней мой камердинер, поздравлял ее от моего имени и подносил цветы и плоды из Ораниенбаумских оранжерей. Не прошло двух лет, как жаркая хвала моему уму и сердцу послышалась со всех сторон и разлилась по всей России. Этим простым и невинным способом составила я себе громкую славу и, когда зашла речь о занятии Русского Престола, очутилось на моей стороне большинство».
И чем более возрастал авторитет Екатерины, тем ниже падал авторитет Петра, показавшего себя мелочным, жадным, склочным и жалким человечишкой. Брикнер приводит несколько поступков императора, которые не могли не вызвать осуждения и отвращения в обществе.
Ведь все, что делалось при дворе, немедленно разносилось по столице и становилось темой обсуждения в светских салонах. Рассказывали, что однажды император, встретив во дворце знакомого ювелира, спросил у него, откуда он идет. Тот вынужден был сообщить, что был у императрицы. Петр вспылил, обругал ювелира и категорически запретил ему выполнять какие-либо заказы Екатерины. Затем он запретил садовнику выдавать прислуге фрукты, которые она любила.
И вот настал день 1 мая. А. Г. Брикнер привел в книге «История Екатерины Второй» такой эпизод:
Конец ознакомительного фрагмента.
