Сборник - «Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка
Ужасный огонь поддерживался в течение нескольких часов с равной силой. Корабль «Евстафий» бился против трех линейных кораблей и шебеки, но главные выстрелы свои направлял на 90-пушечный корабль капудана-паши, на котором был Гассан-бей; «Евстафий» сблизился с ним на ружейный выстрел: поврежденный в рангоуте, он не мог более управляться и навалил на своего противника: оба сцепились, и тогда завязался жестокий рукопашный бой; палубы были покрыты убитыми и ранеными.
Вскоре на корабле капудана-паши показалось пламя и быстро разлилось по снастям. Турки толпами бросались в воду. «Евстафию» угрожала такая же участь, ибо отделиться от противника не было возможности. Тогда с нашего флота посланы были гребные суда спасать экипаж с «Евстафия». Русские успели сорвать флаг с корабля капудана-паши и в силе 10 офицеров, 51 нижних чинов вместе со Спиридовым и Орловым спаслись на шлюпках, прежде чем обгоревшая грот-мачта турецкого корабля упала на «Евстафий», который вслед за сим и взлетел на воздух вместе с кораблем капудана-паши. При этом погибло 628 наших, в том числе 30 офицеров[101]. Этот взрыв поразил оба флота. Канонада вдруг прекратилась и наступила минутная тишина.
На месте взрыва появились гребные суда: одни спасали русских, другие – турок; завязалась драка между спасавшимися, с берега посыпались ружейные выстрелы.
Это ожесточило наших, особенно греков – они не давали никому пощады. Капитан турецкого корабля, раненый, был взят на нашу шлюпку, но один грек столкнул его в воду, другой пустил в него пулю. Между тем турки рубили якорные канаты и, пользуясь попутным ветром, бросились в Чесменский залив под защиту цитадели. Флот наш не мог тотчас преследовать неприятеля; надлежало прежде исправить повреждения, хоть они были и неважны. Всего [было] 7 убитых, 36 раненых. Если бы не взрыв корабля «Евстафий», потеря наша была бы незначительна.
Вечером на военном совете решено было атаковать в Чесменском заливе турецкий флот и, если можно, сжечь его. Для этого приказано артиллерии бригадиру Ганнибалу обратить четыре греческих судна в брандеры. Лейтенанты Дмитрий Ильин, Дугдаль, Мекензи и мичман князь Василий Гагарин вызвались вести их на неприятельский флот.
Пока артиллеристы изготовляли брандер, флот наш 25 июня выстроился полукружием перед входом в Чесменский залив, корабль от корабля в 100 саженях[102]. В центре стал корабль «Три иерарха», по флангам «Европа» и «Саратов». Таким образом, выход из залива турецкому флоту был прегражден. Турки стали укрепляться на своей позиции и усилили батареи на берегу, чтобы ими действовать во фланги нашего флота. Четыре их корабля стали против нашего фронта, а за ними в глубине залива расположились и прочие турецкие суда.
Настал вечер; лунная ночь и тихий ветер благоприятствовали началу дела. Бригадиру Грейгу приказано было атаковать неприятеля кораблями: «Европа», «Ростислав», «Не тронь меня» и «Саратов», фрегатами: «Надежда» и «Африка», бомбардирским кораблем «Гром» и брандерами.
Грейг поднял брейд-вымпел на корабле «Ростислав». В полночь 25 июня на кормовом флагштоке «Ростислава» показались три фонаря – тогда все суда, в атаку назначенные, двинулись вперед. Первым шел фрегат «Надежда», но он отстал; тогда адмирал Спиридов закричал с корабля «Три иерарха» в рупор, чтобы корабль «Европа», не дожидаясь других, спешил в атаку. Командир его Клокачев в половине первого часа стал на шпринг и открыл пальбу; ему отвечали выстрелы со всех передовых турецких кораблей. Полчаса Клокачев бился один, пока не подошли другие суда Грейгова отряда. Обе стороны усердно мерялись бомбами и калеными ядрами. На турецком корабле загорелся грот-марсель; турки не успели еще потушить пожара, как загорелся и другой их корабль. «Ура!» – раздалось на нашем флоте. Настал момент решительный – по сигналу Грейга взвились три ракеты, и брандеры пустились на турецкий флот. Брандер Мекензи сел на мель и сгорел даром. Дундаль по приближении к неприятелю был покинут командой, которая бросилась в шлюпки[103]; однако он зажег свой брандер, опалил себе лицо, кинулся в воду и доплыл до шлюпки. Его брандер и Гагарина, пущенные неудачно, не принесли пользы. Один Ильин пристал к 84-пушечному кораблю, сцепился с ним и на глазах неприятельского экипажа сам зажег роковой фитиль; потом без всякой торопливости пересел в шлюпку и возвратился на свой корабль. Следствием этого подвига был взрыв 84-пушечного корабля, от которого загорались и взлетали на воздух турецкие суда одно за другим. Неприятель пришел в совершенное расстройство. Чтобы усилить его, русские усилили пальбу. Пламя охватило весь мусульманский флот. Пожар продолжался с 3-х часов ночи до 9-ти утра. Пятнадцать линейных кораблей, шесть фрегатов, шесть шебек, восемь бригантин и галер, тридцать два галиота и фелуки – словом, 67 разного рода судов сделались жертвой пламени. Турок погибло более 20 тысяч. Вода залива, отражая пожарище, представляла ночью одну огненную бездну; а наутро кровавую поверхность с обгоревшими обломками и всплывающими обезображенными трупами[104].
Столь решительная победа стоила русскому флоту невероятно малой потери. Убитых было всего трое, ранено шестеро – все с корабля «Европа», который один более всех пострадал: в нем было 14 пробоин, наполовину подводных.
(Морской сборник, 1855, № 6, с. 328–333)
У. Уэсли. Гибель «Евстафия»
Рассказ участника сражения лейтенанта Уильяма Уэсли, служившего на линейном корабле «Не тронь меня» посвящен обстоятельствам героической гибели флагмана русской эскадры, которая, тем не менее, много способствовала блокированию турецкого флота в бухте Чесмы и облегчила его уничтожение.
Адмирал Спиридов, ведя авангард, спускался прямо на головной неприятельский 100-пушечный корабль Capitana-Ali-Bey. При этом он попал под перекрестный огонь пяти турецких кораблей, и у него сразу же было убито около ста человек; но сам он молчал и берег свои снаряды, пока не подошел на расстояние мушкетного выстрела. Тогда он выпустил [по] туркам губительный залп, повторив его сейчас же другим бортом. Но турки отвечали ему тем же; почти весь его такелаж был перебит. Потеряв способность управляться, он пытался выйти из линии, чтобы спешно исправить свои повреждения, но в это время ядром перебило у него правый грота-брас. Следующее ядро перебило левый грот-марса-шкот, и корабль, не слушаясь руля, всем своим бортом навалился на турка; отдать якорь опоздали.
На палубе началась ожесточенная рукопашная схватка. Наконец, русским удалось оттеснить противника с их палубы; флаг с полумесяцем был сорван. Громадный корабль был уже почти взят и послужил бы завидным трофеем адмиралу, но в это время на нем вспыхнул пожар.
Во время этой лихой абордажной схватки и команда, и офицеры дрались, как львы, и явили бесчисленное количество примеров отменной храбрости и мужества. Так, например, французский дворянин М. Fort, первый лейтенант адмирала Спиридова, лишился части щеки, оторванной ядром, но его не смогли убедить спуститься вниз; прикрывая рану платком, он оставался на своем посту и продолжал ободрять людей. Вскоре затем другое ядро оторвало ему правую ногу, и он упал, но вскоре очнулся и пытался подняться, но в это время третье ядро разорвало его пополам.
Схватка флагманского корабля адмирала Спиридова с турецким адмиральским кораблем привлекла особое внимание обоих флотов; свалившись на абордаж, они дрались еще около четверти часа, когда вдруг из правого кормового балкона на турецком корабле вырвался столб дыма и пламени. В одну минуту все смешалось; самые мужественные сердца дрогнули. Пожар разрастался с каждым мгновением и с неодолимой яростью охватывал уже такелаж и мачты на корабле Спиридова. Команды обоих судов, видя смерть перед своими глазами, забыли вражду, прекратили огонь и думали только о спасении. Одни кидались в море, но лишь немногие из них были подобраны с других кораблей; другие, как бы оцепенев от ужаса, пассивно ожидали решения своей участи.
Наконец грот-мачта турецкого корабля, вся объятая пламенем, рухнула на палубу «Евстафия», и он взлетел на воздух со всеми находившимися на нем людьми. Зрелище было поистине ужасное.
Между тем, пылающий турецкий корабль представлял для своих подветренных мателотов серьезную опасность, которую страх разделить участь «Евстафия» преувеличивал, по крайней мере, раз в десять. Весь неприятельский флот охватывала паника, и под ее влиянием турки пришли к роковому для себя решению: они один за другим рубили свои канаты и спускались в бухту Чесма. Здесь турки надеялись хоть на несколько дней укрыться от русского флота.
Немедленно после катастрофы с «Евстафием» на место его гибели посланы были шлюпки; им приказано было подойти возможно ближе к обломкам двух несчастных кораблей и пытаться спасти всех, кого возможно.
