Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой - Лев Александрович Данилкин
580
Поэтому большинство собеседников автора упоминают лишь о тех сомнениях, которые вызывала у коллег и партнеров ИА ее свойственная многим перфекционистам манера «перекраивать ею же утвержденные планы» — иногда в самый последний момент, «издеваясь над здравым смыслом», перечеркивая работу своих товарищей, а иногда и свою собственную; например, однажды сама ИА вечером перед открытием выставки принудила коллег устроить, несмотря на общее молчаливое сопротивление, радикальную перевеску нескольких работ, а явившись в зал на следующее утро, воскликнула: «Какой идиот это так повесил?!»
581
Еще одно пересечение Пушкинского и Пушкина: Музей как пространство, где статуи и люди преследуют друг друга. В этом смысле часто пересказывавшийся самой ИА сон, где она гонится за ускакавшим из Итальянского дворика кондотьером Коллеоне, есть не что иное, как инверсия «Медного всадника»; а ходивший по Москве в 1970-х слух о ее войне со статуями — соответственно «Дон Гуана». Особенно любопытно во всех этих инверсиях, что статуя обычно олицетворяет власть, государство, застывшую незыблемую силу, — но во всем, что касается ИА, это она корректирует поведение «государства», она гоняется за своим Гипсовым Всадником, это ее каблучки слышны не успевшим попрятаться по щелям культур-бюрократам «как будто грома грохотанье — тяжёло-звонкое скаканье по потрясённой мостовой».
582
Независимая газета. 2001. 1 июня.
583
М. Каменский. Личное интервью.
584
Е. Савостина. Личное интервью.
585
Н. Сиповская. Личное интервью.
586
М. Каменский. Личное интервью.
587
Еще один, важнейший источник ощущения «силы», «господства», «грозности» — та «радиация» от накопленного «облучения» искусством, которую ИА по роду занятий имела возможность чувствовать годами, десятилетиями — и превыше всего ценила каждый сеанс такого рода. Именно поэтому ей так важно было не любое искусство — но искусство особого периода и особой манеры; «шедевры», подлинные окна в горний мир, энергия которого — изливающаяся оттуда — способна преобразовать нашу действительность, вступать в резонанс с особенными личностями, «раздувать» заложенную в них божью искру. Отсюда же, кстати, и вызывавшая недоумение академика В. Лазарева «погоня» его бывшей студентки, директора музея слепков, именно за подлинниками: человек более трезвый и не поддающийся аффектам, он не мог понять смысл иррационального проекта превращения ГМИИ из учреждения с четко прописанной функцией — в некий «храм» всего прекрасного и подлинного. Любопытно в этом смысле, что лекции самой ИА об искусстве — это, по сути, не что иное, как пространные описания изображенного и перечисление того спектра аффектов, которые оно может в вас — и в ней — индуцировать; отсюда, видимо, и ее приязнь не к письму, а к устным выступлениям (хотя она умела и писать); она осознавала, что в письменном виде такого рода отчеты об «облучении» и «священнодействии» выглядит не столько искусствоведением, сколько парапсихологией.
588
Эйзенштейн С. Мемуары: В 2 т. Т. 1. — М.: Музей современного искусства «Гараж», 2000.
589
Koldehoff S. Op. cit.
590
По словам Р. Пучкова, он очень помог Музею в 1992 году, когда возникла ситуация с Музеем личных коллекций: «Финны практически все закончили, здание стояло выкрашенное, снабженное всеми системами, но не хватало 200 000 долларов расплатиться по последнему траншу — и все разводили руками, и единственный Губенко подключился, письма стал писать в Госплан: кое-как умудрились этот транш прогнать и сдать здание в эксплуатацию».
591
Поскольку неуживчивость и исключительно высокое самомнение ИА часто оборачивались против нее самой (там, где можно было избежать конфликта и трений, она не избегала (Я. Саркисов. Личное интервью.)), неудивительно, что такие руководители, как Б. Ельцин, просто предпочитали игнорировать Музей и его проблемы. Что поразительно — для такого дипломата, каким была ИА, — так это что она предпочла вступить в долгосрочную конфронтацию с президентом страны, в глазах которого директор ГМИИ, блокирующий возвращение трофеев, наделял легитимностью тех, кто не давал ему проводить законы через Думу. В итоге весьма долго Пушкинский оставался несколько в стороне от «государства», которому принадлежал; какие бы причины на то ни были, но Ельцин не приехал ни на «Золото Трои», ни на открытие самой грандиозной выставки 1990-х — «Москвы — Берлина». Мэр Ю. Лужков покровительствовал «своему» искусству — Церетели, Глазунову, Шилову. И тот и другой могли бы делать для ГМИИ гораздо, гораздо больше.
592
Обращения ИА в Минкульт образца начала 1990-х вызывают уважение своей деловитостью. Информируя начальство о ходе производственных работ для выставки «Творчество Й. Бойса», ИА упоминает задание изготовить рекламный щит на ограду следующего содержания: «Й. Бойс — Внутренняя Монголия, Чингизхан — шаманы — актрисы» (1992).
593
https://www.kommersant.ru/doc/202746.
594
В одном из отчетов о посещении Пушкинского М. Джексоном есть фотография, на которой главный герой позирует в Итальянском дворике, под Давидом — непосредственно под внушительным пахом последнего; спиной к объективу — вполоборота — стоит дама, чей контур плеч и характер седин позволяют опознать в ней ИА. Фотограф снял ее таким образом, чтобы она выглядела динозавром, живым пережитком СССР — однако нисколько не страшным: из своего кабинета «к Джексону» выползла, не шипит на него, руками не размахивает — видно, что она уже поняла правила игры и «открыта всему новому».
595
Русский телеграф. 1997. 19 декабря.
596
С. Стародубцев. Личное интервью.
597
М. Пиотровский. Личное интервью.
598
С. Стародубцев. Личное интервью.
599
Стародубцев С. П. Современные посетители как источник финансовых ресурсов для музея // Научно-просветительная работа в художественном музее на современном этапе: Доклады и тезисы. — СПб., 1996. С. 69–76.
600
Типичная для 1990-х история: в начале 1990-х, вспоминает С. Стародубцев,
