Ольга Ерёмина - Иван Ефремов

Разговор не получился. Чтобы уподобиться Арджуне, необходимо смотреть в суть вещей, иметь внутренние силы и готовность увидеть то, от чего непроизвольно отводится взгляд менее мужественного человека.

Мы уже говорили о парадоксах искривлённой психологии. Но трудно промолчать, вспомнив образчики современного «искусства», с полным правом занимающего выставки и целые залы в музеях: груды искорёженной арматуры, бессодержательная мазня на газетной бумаге, рядом с которой, ничем не отличаясь, располагаются подобные же «творения» животных, грубые оковалки камня, претендующие на то, чтобы называться скульптурами…

Разговаривая через несколько дней с самоуверенными физиками, Вир Норин сознательно сбивает спесь с зарвавшихся интеллектуалов, используя ещё более резкие формулировки: «Даже если не требовать истин, основанных на непротиворечивых фактах, наука даже в собственном развитии необъективна, непостоянна и не настолько точна, чтобы взять на себя всестороннее моделирование общества…»

Этот поразительный вызов науке не раз приводил в смущение читателей кажущейся непоследовательностью. Крупный учёный, прославивший науку до того многократно, вдруг резко говорит обратное. Но противоречие мнимо. Отношение к науке своего времени писатель скопировал в роман, говоря о науке тормансианской. Помимо чисто эмоциональных личных моментов («Взять пулемёт, встать у выхода из Академии наук и решать вопрос персонально» — так порой говаривал Иван Антонович), писатель понимал, что наука — лишь один из путей познания мира.

Человек, неспособный понимать мир без дорогостоящих экспериментов и стерильных лабораторий, не может помочь в гуманном обустройстве жизни. Спираль познания должна скручиваться, неизбежно приводя к единству качества при необъятном разнообразии количества. Умение наблюдать и тонко чувствовать окружающее — основа для овладения любой специальностью.

Лишь в конце Вир Норин говорит о том, о чём надо было, судя по всему, говорить с самого начала — об изменениях психологии мировосприятия, от которого зависит выбор целей, средств исследования и готовность осознавать те или иные факты. Он проводит прямую аналогию между психофизической мощью познающего и возможностью составить адекватную картину мироздания. Есть определённый рубеж познания, для преодоления коего требуются особые условия внутреннего развития. Экстравертное исследование, характерное для западной науки, должно быть дополнено интроспективным методом Востока. Это не означает отвлечённых размышлений и созерцаний, это означает непременное овладение гигантскими ресурсами психики, развитие экстрасенсорики.

«Лишь когда человек смог преодолеть инфернальные круги и понял, что нет замкнутости, а есть разворачивающийся в бесконечность геликоид, тогда он, по выражению индийского мудреца, раскрыл свои лебединые крылья поверх бурного бега времён над сапфирным озером вечности…»

Ефремов подчёркивает: естественное пробуждение экстрасенсорики возможно только до кондиционирования человека системой устоявшихся взглядов — то есть Матрицей, мифом. А дальше человек ведёт жизнь дваждырождённого (вспоминается роман Д. В. Морозова «Дваждырождённые»), глядя в суть вещей и процессов, буквально реализуя знаменитый призыв Козьмы Пруткова зрить в корень.

Любое достижение — лишь надстройка. Базис покоится в самом человеке. Запомним и мы: мир — не комната. Упрямое стремление найти в науке подтверждение ограниченным представлениям о жизни — следствие психологической незрелости. Думать о беспредельных просторах мира и радоваться им — значит принимать участие в сотрудничестве с мирозданием.

Если человек прямо из сауны отправится гулять в тридцатиградусный мороз, то он серьёзно рискует своим физическим здоровьем. Если дирижёр или композитор пойдёт работать на стройку, где жуткие механические звуки молотов, пил и моторов заменят ему виолончель, рояль или арфу, он рискует здоровьем психическим. Но если честный и добрый человек идёт увещевать бандитов и отморозков, то он рискует жизнью.

Слишком велика разность потенциалов.

Недаром астронавигатор Вир Норин, изумляясь нечеловеческим условиям в местных больницах, ёмко обобщает причины существующего положения дел: «…Люди Ян-Ях не подобны туго натянутым струнам, как мы, земляне, и легче переносят инфернальные условия. У них нет другого выхода. Мы бы очень скоро расплатились здесь за нашу быстроту реакций, напряжённость чувств и нагрузку памяти».

И, несмотря на это, тот же Вир Норин добровольно включается в карму планеты, ответив на любовь тормансианской девушки Сю-Ан-Те.[285] Хотя, как раздумывала Фай Родис, по закону внезапных поворотов это может быть по-своему логично у неодолимых преград.

Земляне трезвы в своих оценках. Они понимают, что Вир Норин проживёт в условиях планеты мучений от силы год-два и погибнет. Понимает это и сам Вир Норин. Но решения своего не меняет.

Тучи сгущаются над пришельцами. Земляне стали катализатором медленно назревавших событий и невольно пробудили защитные механизмы, свойственные всякой системе. И в этом тоже была своя предсказуемая, но неотвратимая диалектика. Врачуя планету от нравственной чумы, они были защищены от заражения своей моральной чистотой и знанием. Они знали меру, и сострадание их было действенно. Но весь смысл миссии заставил их сознательно нарушить известную истину, что «никакие условия, мольбы и договоры с бандитами невозможны». Из-за этого они остались уязвимы физически, и система лжи, предательства и невежества нанесла свой главный ответный удар…

Земляне стали вождями, вестниками Иерархии Братства (Великого Кольца), разомкнувшими инфернальную опухоль плоского безгранья Торманса энергией сверхсистемы. Любопытно и то, что именно в приобщении (причащении) к новой энергии фактически увидел писатель путь для тормансиан. Никакой самоорганизации ведь у них и в помине не было и Серые Ангелы не в счёт, как всякая закрытая подсистема внутри системы. Тут получается следующее: или Ефремов — наивный человек, полагающий, что можно за несколько месяцев/лет организовать революцию в столь гипнабельном обществе с развитым карательно-репрессивным аппаратом; или же он — провидец, знающий мощь потока, идущего сверху…

Фай погибла, запретив мстить за себя.

Нельзя безнаказанно пройти через инферно.

«Если уж находиться в инферно, сознавая его и невозможность выхода для отдельного человека из-за длительности процесса, то это имеет смысл лишь для того, чтобы помогать его уничтожению, следовательно, помогать другим, делая добро, создавая прекрасное, распространяя знание.