Захар Прилепин - Подельник эпохи: Леонид Леонов

– Нет, не всё. Там сказано: последний роман. Почему последний? Надо написать – новый! «Новый роман»! А в таком виде я не подпишу. Перепечатывайте.

– А если перепечатаем, подпишете?

Снова задумался Леонов.

– Перепечатаете – подпишу…

«Куняев с Гусевым облегченно вздохнули, – рассказывает Алёшкин. – И напрасно. Они еще не знали, что Леонид Максимович просто давал себе время на обдумывание, а я знал, что сделает он так, как говорит ему совесть: не подпишет. Не сделает того, что считает унижением для себя. И он не подписал.

Журнал от своего имени обратился к правительству».

На том история не кончилась: Леонову перезвонили из правительства, сказали, что лучше бы публиковать роман не в «Нашем современнике», а в «Новом мире».

Ситуация понятная: «Новый мир» в те годы держался на позициях скорее либеральных и смотрелся вполне лояльным к власти – чего о «Нашем современнике» сказать было никак нельзя.

Леонов отказал и на этот раз – хотя, казалось бы, что за дело ему до всей этой межлитературной суеты, в его-то возрасте, за пять лет до столетнего юбилея!

В итоге деньги дали все-таки «Нашему современнику». Справедливости ради стоит упомянуть, что отвечал за это решение Михаил Иванович Триноге, один из чиновников в правительстве Виктора Черномырдина. Триноге, на счастье просителей, хорошо знал и даже любил книги Леонова – и на упорство писателя не рассердился.

Журнал начал готовить роман к верстке.

Но и на этом этапе тоже всё было далеко не гладко.

Неожиданно рассердившийся из-за одного неоднозначного момента в романе, Леонов вдруг объявил Гусеву:

– Я делаю официальное заявление. Официальное! Работа над романом прекращается. Навсегда! А вы поезжайте домой, я больше не буду вас мучить. Утром передайте Куняеву мое решение. Учтите: оно окончательное… окончательное. Сил больше нет, воля иссякла…

Гусев, наверное, поначалу думал, что на старика напало минутное раздражение, – но прошел день, и второй, и третий – а Леонов и не думал отказываться от своих слов.

Пришлось вновь идти к Леониду Максимовичу с уговорами – но он на увещевания не реагировал никак.

Гусев метался меж Леоновым и Куняевым, пытаясь хоть как-то разрешить ситуацию.

…Сдался Леонов лишь после того, как Гусев, несколько лукавя, сообщил, что журнал вынужден будет закрыться, если роман не выйдет.

– Из-за вас, Леонид Максимович, были взяты деньги у правительства, – пояснил Гусев, – и они уже пущены в дело. А тут вы снимаете роман… Из этой ситуации «Нашему современнику» уже не выбраться.

– …Нет… такой грех я на душу не возьму… – сказал Леонов, помолчав.

Верстка продолжилась.

Тогда, стоит вспомнить, случился один анекдот, достойный внесения в классику литературных анекдотов.

Леонов однажды позвонил в отдел прозы «Нашего современника», которым заведовал писатель Александр Сегень.

– Прочитали рукопись? – спросил Леонов у него.

– Прочитал, – односложно ответил Сегень.

– Что скажете? – пришлось спросить Леонову.

– Ничего так, – ответил Сегень. – Слог нормальный.

Леонов просто ахнул, и не без некоторого восхищения часто потом пересказывал эту историю знакомым:

– «Слог нормальный», а? Мне девяносто пять лет, меня можно людям показывать за сорок копеек! Я написал десять томов прозы! А он – «слог нормальный»!

Полных девяносто пяти ему, впрочем, еще не было – в те дни как раз приближался юбилей Леонова – возраст, до которого ни один из русских классиков не дожил.

И здесь Леонова свалила новая страшная болезнь: ему поставили диагноз «рак горла».

В конце апреля Леонова положили в онкологический институт имени Герцена.

Леонов свой диагноз знал и отнесся к нему спокойно.

Другой вопрос, что ему, изможденному старику, было очень и очень больно физически. Нестерпимо!

Однажды он сказал пришедшему к нему Геннадию Гусеву:

– Помогите мне умереть. Нету сил больше. Помогите! Найдите какой-нибудь яд, таблетки – что угодно, лишь бы не эти муки…

Леонов, вспоминает Гусев, «…бессильно откинулся на спинку стула. Прямо перед ним мерцал монитор, на цветном экране которого скоро появятся зловещие “черепашки” – раковые наросты на тканях гортани… Помолчав минуту-другую, прохрипел: “Знаю, знаю, вы никогда на это не пойдете: грех великий! Простите меня, Бога ради”.

Потом, когда его уводили в палату, остановился, взглядом подозвал меня к себе и опять шепотом напомнил: “А все-таки… Генмихалыч, может, найдете что-нибудь… спасите…” У меня до острой боли сжалось сердце».

Про условия лечения в онкологическом институте придется сказать отдельно.

Посещавшие великого и старейшего русского писателя в больнице приходили в ужас: сырое, грязное, сирое помещение, вода из крана каплет, тараканы ползают, мухи летают буйными стаями. Простыни в разводах и крови больных, лежавших тут раньше. И – решетки на окнах.

– Как в психбольницу упрятали, – хрипел Леонов.

Другое дело, что близкие Леонова иной больницы и найти не могли: остальные тогда были еще ужаснее!

К тому ж хотя бы наличие отдельной палаты – и то было большим достижением.

Как-то в онкологический институт позвонили из Кремля, сообщили Леонову, что его хочет навестить Борис Ельцин: как, мол, вы на это смотрите, Леонид Максимович?

Он обещал подумать, не торопился с ответом.

Никакой Ельцин, конечно, не приехал.

Леонову становилось все хуже.

Близкие были уверены, что Леонов до выхода книг не дотянет, но он… умудрился выбраться, выползти – на нечеловеческих каких-то запасах прочности.

Ему нужно было подержать в руках труд всей его жизни – «Пирамиду».

Мало того, он даже продолжил ее править – хотя правки эти в издание уже не вошли.

Ольга Овчаренко вспоминает, как однажды приходит она в больницу, а там сидит член редколлегии «Нашего современника» медик Лев Лукич Хунданов, и Леонов диктует ему один из вариантов «ересей Матвея» – размышление о том, зачем Богу понадобились люди.

Какая завидная, Боже мой, воля!

Вскоре старик приехал домой.

К нему даже голос вернулся: твердый и четкий.

24 марта 1994 года роман «Пирамида» был подписан в печать.

В последние майские дни ему принесли сигнальные экземпляры романа, и он поглаживал книги рукой, умиротворенный, спокойный, казавшийся почти уже бессмертным.

Но что ему было делать еще на земле?

Незадолго перед смертью он сказал:

– О жизни мне известно все. Смерть – вот кульминация человеческого познания. Осталось самое последнее и самое таинственное…

Глава тринадцатая «Пирамида»

Пришедшие вослед

С последней книгой Леонова связан один парадокс: о ней достаточно много писали специалисты, статьи и научные работы, посвященные «Пирамиде», могут составить уже серьезный многотомник… и в то же время, по большому счету, книгу эту можно назвать малоизвестной, прошедшей мимо великого количества людей, которые ознакомиться с ней были просто обязаны – и не ознакомились. Скажем, подавляющее большинство литераторов и критиков нового поколения.