Жизнь с гением. Жена и дочери Льва Толстого - Надежда Геннадьевна Михновец
«…Чертков и сочувствующие ему, – вспоминал Сергей Львович, – развивают усиленную деятельность для сохранения тайны завещания. Чертков пишет Льву Николаевичу письма, в которых старается доказать, что жена его – изверг, что она и некоторые сыновья его обуреваемы корыстью; Александра Львовна резка с матерью и, будучи неожиданно для себя назначена наследницей произведений отца, вполне подпадает под влияние Черткова; А. Б. Гольденвейзер и В. М. Феокритова вмешиваются в семейные дела Льва Николаевича и осведомляют его о полубезумных речах Софьи Андреевны и т. д. 〈…〉…со стороны В. Г. Черткова, А. Б. Гольденвейзера, В. М. Феокритовой и, к сожалению, сестры Саши возникло какое-то враждебное отношение к матери, а отцу приходилось постоянно выслушивать от них неблагоприятные отзывы о ней и сообщения о том, что она говорит, что делает и что предполагает делать»[746].
10 августа Татьяна Львовна приехала в Ясную Поляну за отцом. «Бедная, милая Таня, – записывала Александра, – опять приезжает выручить нас. Сердце ее разрывается между папашей и Михаилом Сергеевичем с Танечкой. Утром удалось ей кое-что порассказать, хотя многое она знает из „всей той литературы“, как она, смеясь, говорит, которая у нее составилась, писем от Марии Александровны, Гольденвейзера, Черткова, Лины Толстой, Горбуновых, Буланже, меня и других»[747]. Известия о яснополянских баталиях Татьяна Львовна получала с самых разных сторон – от партийных и беспартийных; и она пыталась удержать равновесие.
Однако Софья Андреевна и представить себе не могла саму возможность надолго расстаться с мужем и поехала вместе с ним. В августе Толстые были в Кочетах. Там отношения между супругами, казалось бы, улучшились, а способствовали этому, как писала Александра Толстая 20 августа Булгакову, сдерживающие Софью Андреевну «рамки чужой жизни»[748]. В такой ситуации даже Александра прониклась прежними дочерними чувствами: «Мать – жалкая, кроткая старушка. Если бы она была всегда такая, как эти дни, я первая обожала бы ее»[749].
Однако относительное спокойствие продолжалось недолго, Софье Андреевне не удавалось сдерживать свое сильное нервное возбуждение. Удивительно – она как будто вступала в соревнование с мужем, пытаясь лишить его величия. Угрозы, исходившие от Софьи Андреевны, свидетельствовали о непомерности ее претензий. В Кочетах Михаил Сухотин пытался образумить тещу, и крик стоял такой, что на деревне было слышно. Как писала Александра Львовна, Сухотин с разрешения тестя напирал: «Если мать не прекратит своих комедий, то Л. Н. непременно уедет, что и он, Михаил Сергеевич, и Таня на этом настоят, и тогда слава С〈офьи〉 А〈ндреевны〉 вся рухнет: Толстой сбежал от жены, которая ему отравила жизнь». Графиня сослалась на свою душевную болезнь и в ответ услышала:
«– А если вы больны, то исполните предписания докторов, разъезжайтесь с Львом Николаевичем. А то ему придется убежать от вас.
– А я тогда напечатаю предсмертное письмо в газеты о том, что он делал, а сама отравлюсь и осрамлю его на всю Россию.
– Да никто не поверит, что 82-летний старик обнимался со своим другом, – кричал Михаил Сергеевич»[750].
Софья Андреевна всерьез грозила низвергнуть славу Льва Толстого.
Тогдашнее отношение Толстого к жене не было однозначным. Он оставался верен собственным представлениям и в самом главном жене не уступал. Вместе с тем, раздумывая над происходящим, он прежде всего обвинял себя за грехи молодости. После тяжелейших истерических сцен Софьи Андреевны он заставлял себя преодолевать неприязнь к жене. Муж был удивительно терпелив и заботлив в общении с ней. Как-то раз, еще в Ясной Поляне, после очередного столкновения с женой и ее ночного бегства в сад, где на холодной земле она пролежала два часа, Толстой, боясь не успеть переговорить со своим окружением, оставил для всех записочку, призывая быть внимательными к Софье Андреевне: «Ради Бога, никто не упрекайте мамá и будьте с нею добры и кротки. Л. Т.»[751]. В отличие от других, он полагал: жена больна и нуждается в заботе, ее нельзя оставить одну, нельзя уйти от нее. Поступить так означало для него эгоистически думать в первую очередь о себе. Толстой был глубоко к ней привязан и драматически переживал события супружеской жизни.
30 августа Толстой напишет пронзительные строчки, думая о вернувшейся из Кочетов в Ясную Поляну жене: «Грустно без нее. Страшно за нее. Нет успокоения»[752]. Но затем последовал очередной круг мучительных отношений между мужем и женой. В толстовском дневнике есть такая запись от 3 сентября 1910 года: «Дома также мучительно тяжело. Держись, Л[ев] Н[иколаевич]». И добавлено: «Стараюсь»[753].
Татьяна Львовна, старавшаяся примирить и родителей, и отца с братом Львом, поделилась с последним в письме от 11 сентября: «…Мать наша все капризничает. Вчера был большой скандал с убеганием из дома и лежанием ночью на земле в лесу из-за того, что папа не захотел определенно сказать, когда он вернется в Ясную. К счастью, папа не уступил, и это сделало то, что она к вечеру успокоилась и она дала честное слово, что она постарается в Ясной сделать ему жизнь сносной, а он сказал, что он больше уступок делать не будет. И вечером он был к ней нежен, и внимателен, и терпелив, а она кротка и тиха. Давно бы так! Для ее же блага. В этом уступании вследствие истерик была большая его ошибка. А то, что он может забывать и прощать ей самые ужасные слова и поступки, – в этом его высота, в кот〈орой〉 не упрекать его, а подражать ему надо»[754]. Татьяна, написавшая эти строки, более других понимала драматизм положения отца, осознавала, насколько мужественно он держался, и призывала брата посмотреть на события и с этой стороны.
А между тем борьба за Толстого неуклонно продолжала набирать обороты. Во всех сложных отношениях семьи и близкого круга друзей Толстого неустанно прокладывала свой путь некая предопределенность: все, не только Лев Толстой, предчувствовали скорый конец, и каждый действовал согласно своей логике. «Телятинская партия» сражалась за правое дело позднего Толстого. Случалось, что записи, сделанные для телятинцев, отправлялись последними Толстому. Так, гостивший в Кочетах старый граф получил письмо
