Федор Раззаков - Чтобы люди помнили
В 1970 году Леонид Пчёлкин задумал экранизировать на телевидении пьесу Джека Лондона «Кража». На роль миллионера Старкуэрта он пригласил Смоктуновского.
Л. Пчёлкин вспоминает:
«Кеша, работая с партнёром, обожал его учить, а иногда — гениально показывать. Эти подсказки и показы были бесконечно интересны, но настолько индивидуальны, что другие актёры просто не могли ими воспользоваться… Вот и на съёмках „Кражи“ он пытался показывать. Но Борисов подсказок не выносил, Вертинская — тоже, и Кеша принялся репетировать с горничными. Когда не уложились в намеченные съёмочные дни, возмущённая Настя Вертинская фыркнула: „Ну ещё бы, занимались режиссурой с горничными!“…
Когда натурные съёмки в Риге были завершены, мы вернулись в Москву. Я уже начал надеяться, что фильм обошёлся без эксцессов. Но однажды вечером мне позвонил Кеша и металлическим голосом сообщил: „Я только что разговаривал с Настей Вертинской, и она сказала, что наш фильм — г…“ Я ответил, что, возможно, фильм этой высокой оценки и достоин, но Вертинская его ещё не видела. Его видели лишь я и монтажница. Смоктуновский распрощался, попросив его Насте не выдавать. Он, мол, ей обещал, что эти слова останутся между ними. Но я не выдержал и тут же позвонил Вертинской. Она, конечно, не призналась, что такой разговор был, но, как мне показалось, лукавила… А через десять минут мне перезвонил Смоктуновский и официальным тоном заявил, что прерывает со мной всяческие отношения. Что я мог сказать на это? Ровным счётом ничего.
Восстановлению нашей дружбы помог, сам того не подозревая, Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев. Ему, оказывается, очень понравился фильм, и он счёл нужным сообщить об этом председателю Гостелерадио Лапину. Диктатор и партократ, Лапин, однако, любил искусство, хорошо знал литературу, собирал книги, ценил театр и кино. Правда, к Смоктуновскому он относился насторожённо, но после звонка генсека сам позвонил актёру домой и поздравил его с успехом „Кражи“. А через пару дней раздался звонок в моей квартире. Суламифь Михайловна деликатно сообщила, что Кешин демарш снимается. Потом и он подошёл к телефону. Мы заговорили как ни в чём не бывало…»
Стоит отметить, что в начале 70-х годов Смоктуновский с семьёй (жена, дочь и сын) переехали на постоянное жительство в Москву. Ему предложили работать в труппе Государственного академического Малого театра Союза ССР, и он это предложение принял. Его первой ролью там стал царь Фёдор Иоаннович в одноимённой трагедии А. Толстого. Премьера спектакля состоялась 23 октября 1973 года. Причём состоялась вопреки желанию самого актёра, который накануне премьеры вдруг призвал товарищей отказаться от показа, не дожидаясь провала. Однако те не вняли его призыву. Но для самого Смоктуновского спектакль вскоре закончился. В 1975 году, с десяти репетиций, на роль царя был введён Юрий Соломин, а наш герой ушёл во МХАТ.
В 1974 году Смоктуновскому было присвоено звание народного артиста СССР.
Стоит отметить, что в отличие от многих других его коллег, которые от подобных наград, что называется, «бронзовели», Смоктуновский вёл себя на удивление просто. Однажды с ним произошёл такой случай. Его пригласили в один из областных центров и сообщили, что собираются выдвинуть его кандидатуру в Верховный Совет СССР. По этому случаю был устроен пышный банкет, во время которого почётному гостю предоставили первое слово. Смоктуновский встал со стула и внезапно сказал: «Вы только посмотрите, какое на этом столе изобилие! А в магазинах пустые полки. Как же нам сделать так, чтобы и на столах простых людей появились эти продукты?!» После этого выступления речи о том, чтобы выдвинуть Смоктуновского в депутаты, никто из присутствующих уже не заводил.
Про его рассеянность в артистической среде ходили анекдоты. Кстати, сам он слушать и рассказывать анекдоты не умел. Однако человеком он был абсолютно разным, в какие-то моменты просто неожиданным. Вот лишь несколько случаев из его жизни.
Однажды в Ленинграде телевидение снимало его встречу со зрителями. Телевизионщики сразу предупредили актёра: «Иннокентий Михайлович, никаких импровизаций! Придерживайтесь строго сценария: вопрос-ответ». Однако сценария он придерживался недолго. В один из моментов он вдруг встал со своего места, спустился со сцены в первый ряд и поднял с места какого-то мальчика. С ним он затем вернулся на своё место и, посадив мальчонку к себе на колени, загадочно улыбаясь, произнёс: «Вот ему я сейчас всё и расскажу…» Телевизионщики были в шоке.
В другой раз актёр отдыхал с друзьями на берегу реки, как вдруг невдалеке послышались истошные крики. Как оказалось, в воде тонула девочка. Не раздумывая ни секунды, Смоктуновский первым бросился на зов, хотя сам умел плавать кое-как. И девочку спас.
Третий случай произошёл в Москве, когда артист работал в труппе МХАТа. Однажды после спектакля к нему подошёл незнакомый молодой человек и буквально взмолился: «Иннокентий Михайлович! Моя любимая девушка считает меня неинтересным человеком. Не могли бы вы, выходя из театра, подойти ко мне и сказать: „Привет, Петя!“» Видимо, жалкий вид этого паренька настолько растрогал актёра, что он согласился. Поэтому, когда он вышел на улицу, он сделал всё, как его просили. И в ответ услышал неожиданное — парень вдруг повернул к нему своё раздражённое лицо и громко произнёс: «Опять этот Смоктуновский! Как же он мне надоел!» Самое удивительное, что актёр на это совершенно не обиделся.
Однако вернёмся в 70-е годы.
Тогда отношения с кинематографом у Смоктуновского складывались сложно. После роли Войницкого в «Дяде Ване» (1971) ему в течение последующих десяти лет ни разу больше не доведётся играть главные роли. По мнению Е. Горфункеля: «Наступил момент, когда художник мог почувствовать, что усложнились его связи с публикой — он её не устраивает, она его не понимает…» В те годы на счету актёра были эпизоды в таких фильмах, как «Дочки-матери», «Исполнение желаний» (оба — 1974), «Романс о влюблённых», «Звезда пленительного счастья», «Выбор цели» (все — 1975), «Легенда о Тиле» (1977), «Степь», «В четверг и больше никогда» (оба — 1978) и др.
И вновь сошлюсь на Горфункеля: «Вообще эпизодические персонажи Смоктуновского выпуклы и художественно осязаемы везде, как бы ни различались конкретные „тексты“ фильмов, в которых они появляются. Смоктуновский в короткой роли заметен и остр, что связано и с его большим опытом, и со своеобразием техники — техники в том смысле, как можно судить о технике художника, мастера, каждому сюжету воздающего по цене. Для каждого случая находится свой приём, позволяющий говорить исчерпывающе и придавать даже крохотной роли законченность художественной формы».
