Элизабет Эбботт - История куртизанок

К этому времени серьезной проблемой Мэрион стало пьянство. У-Эр запретил хранение спиртного в своих домах, но Мэрион прятала бутылки с джином и виски у себя в сундуках и чемоданах. Иногда ему насильно удавалась запрещать ей пить, но такие периоды трезвости продолжались недолго. «Что я могу с этим сделать?» – сокрушенно говорил У-Эр друзьям28.

Мэрион безуспешно пыталась бороться с алкоголизмом до конца жизни. «Возможно, отец чувствовал, – полагал Билл, сын Херста, – что отчасти был повинен в запойном пьянстве Мэрион, потому что не женился на ней. В последние годы жизни он из-за этого часто испытывал чувство горечи и озадачивал себя многочисленными вопросами»29. Почти наверняка проблема семейного положения расстраивала Мэрион, заставляла ее печалиться, и она пыталась побороть досаду и обиду с помощью спиртного.

Высказывания Мэрион видимо, призванные оправдать ее положение любовницы, на самом деле свидетельствуют о ее боли. Она, в частности, говорила: «С какой стороны ни взглянуть, исторически, традиционно или драматически, [даже] если это безнравственно, твоя любовница – танцовщица из варьете и белокурая кинозвезда. Вспомни Людовика XIV, Карла II или Ирода!» Несмотря на напускную браваду, несбыточность стремления узаконить связь с мужчиной, с которым она шла по жизни, отравляла ее отношения с ним.

Тысяча девятьсот тридцать седьмой стал переломным годом как для Мэрион, так и для У-Эр. Снявшись в сорока шести художественных фильмах, некоторые из которых пользовались огромным успехом, Мэрион заявила: она выходит на пенсию и больше сниматься не будет. Актриса приняла разумное решение. Несмотря на то что ей уже исполнилось сорок, она изображала на экране женщин в два раза моложе себя. Мэрион понимала: если продолжит сниматься, придется играть женщин среднего возраста. Риск для нее состоял в том (или ей это только казалось), что семидесятичетырехлетний У-Эр увидел бы ее такой, какая она была на самом деле, а не обаятельной и наивной белокурой девушкой, которой она когда-то была, Мэрион имела шанс его потерять.

Кроме того, она уже неимоверно устала от съемок. Больше двух десятилетий актриса целиком отдавалась работе, иногда снимаясь в двух картинах одновременно, часто недосыпала, но никогда не пропускала съемок. И хотя с наступлением эпохи звукового кино она как-то сумела преодолеть заикание, Мэрион было нелегко продолжать работать. Опустели съемочные площадки, где когда-то нанятые ею музыкальные группы исполняли популярные мелодии. Кино, по ее словам, ставилось «на поточное производство»30, и она решила больше не сниматься.

Старевшая, терявшая былую энергию, сильно пьющая, все менее уверенная в себе Мэрион говорила, что хочет целиком посвятить себя Херсту. «Мне казалось, самое малое, что я могла бы сделать для этого замечательного, великого человека, одного из величайших из когда-либо живших мужчин, это стать его постоянной спутницей», – великодушно призналась она31.

Вскоре ее преданность подверглась испытанию. Баснословно богатый У. Р. Херст оказался на грани банкротства. Как такое могло случиться? Ответ был прост: Херст ежегодно тратил пятнадцать миллионов долларов на личные нужды и не менее миллиона долларов в год на предметы искусства и памятники старины. Кроме того, все его активы были заложены. «Я так думаю, конец мне настал», – сказал он Мэрион.

Она стала действовать. За неделю актриса продала достаточно акций и недвижимости, чтобы вручить любовнику гарантированный банком чек на миллион долларов. Сначала У-Эр отказался его принять. Потом взял, но настоял на том, что передаст ей ценные бумаги, обеспечивающие ее право на частичное владение принадлежащими ему газетами. Но миллиона, полученного от Мэрион, оказалось недостаточно. Банки требовали еще по меньшей мере два миллиона долларов, чтобы предотвратить банкротство. На этот раз Мэрион продала свои драгоценности, заложила недвижимость и убедила свою подругу Эбби Рокфеллер дать ей взаймы огромные деньги, которых не хватало до требуемой суммы. Моральное удовлетворение, вызванное такой удивительной щедростью, омрачалось лишь резким осуждением со стороны Милли, которая считала, что Мэрион делает то, о чем ее никто не просил.

Дела У-Эр продолжали ухудшаться. Его империей постепенно овладевали кредиторы, которым ему пришлось продать ее большую часть. Он остановил строительство, начатое в Калифорнии, и не мог больше давать роскошные приемы. Журнал «Тайм» в 1939 г. писал, что наказанный за гордыню и лишившийся значительной части своего состояния У-Эр надеялся только на то, что «1) хотя бы часть его [империи] переживет его самого; 2) он сохранит работу… В возрасте 75 лет этот несносный шкодник американской журналистики оказался всего лишь наемным автором передовиц, которому урезали зарплату»32.

Жизнь на широкую ногу завершилась, и это сблизило Мэрион и У-Эр, позволив им больше времени проводить вместе без постоянных гостей, которые два десятка лет принимали участие в их мотовстве и помогали Мэрион рассеивать скуку. Каждый долгий день они начинали вместе. У-Эр готовил завтрак, потом она убирала; биограф Мэрион писал: «Чем уединеннее они жили, тем больше вместе занимались домашними делами, совместно вели хозяйство»33. У-Эр определял ритм их нового образа жизни, который ему нравился гораздо больше, чем Мэрион. «Я знаю, что ты молода, необузданна, как тебе хочется весело проводить время, – часто говорил он ей. – А я устаю, когда вокруг много людей. Почему бы тебе не угомониться?»34 Она пыталась это сделать, все больше увлекаясь выпивкой и налегая на еду, от которой полнела и становилась похожей на почтенную мать семейства. Там, где раньше до утра веселились гости, теперь она занималась шитьем. «Она шила все его галстуки, – вспоминала подруга Мэрион. – Все они были сделаны вручную – великолепные шелковые галстуки»35.

Началась Вторая мировая война. Пока Гитлер порабощал и грабил Европу, У-Эр все больше утрачивал связь с миром, каким он его себе представлял. Пять лет назад Херст в течение пяти минут общался с фюрером, взгляды которого на превосходство Германии – но не на неполноценность евреев – он разделял. По настоянию руководителя студии «Метро-Голдвин-Майер» Луиса Б. Майера в ходе той краткой встречи он попытался убедить Гитлера прекратить преследования евреев. Мэрион на встрече не присутствовала. «Меня туда не пустили, – вспоминала она. – Я так разозлилась, что потом два дня ни с кем не разговаривала. Мне просто хотелось посмотреть на этого человека»36.

Херст тем временем продолжал выступать за примирение с Гитлером, даже после «хрустальной ночи». Когда разразилась война, он стал сознавать, насколько ошибался как в оценке Гитлера, так и положения в Европе, и, к своему большому огорчению, понял, почему многие презирали и ненавидели фюрера.