Почти серьезно…и письма к маме - Юрий Владимирович Никулин
Идет Коля Ольховиков. Это, пожалуй, единственный номер, который с начала до конца сильно принимается. За ним мы даем «Лошадок». «Лошадки» проходят очень хорошо с начала до конца.
Во время номера Солохиных мы спешно переодеваемся на «Бантики» и тянем их, пока не поставят аппарат Магомеда (канат). «Бантики» принимают очень хорошо. После Магомеда (отличный номер) мы даем «Баланс», а затем «Воду». Ну, «Вода», как знаете, «битая карта», и рев стоит в зале в течение всего антре. Заканчивает первое отделение ансамбль джигитов. Принимают номер прекрасно, и после этого антракт.
Второе отделение в паузах мы не выходим, и два номера перед Кио (Кудрявцев и Амвросиева с Шихниным (муз. эксцентрики) идут без паузы. Заключает программу Кио, где мы принимаем самое деятельное участие. Танька лезет в ящик, а затем, стремительно переодевшись, летит к магнитофону, весь аттракцион она сидит возле него, глядя в манеж, и в нужную минуту включает его, когда мы открываем рты. Говорим мы под фонограмму, которую записали на студии звукозаписи в Нью-Йорке. Иногда магнитофон барахлит. Мы открываем рты, как рыбы, а динамики молчат. Или вдруг магнитофон сам переключается на малую скорость, и по цирку плывет бас Шуйдина или мой. Тогда за кулисами раздается чей-то испуганный крик: «Никулина сломалась!» И бегут за электриком.
Кио принимают хорошо. Особенно здорово принимают превращение женщины в льва. После сжигания идет эпилог. Коля Ольховиков поет в микрофон прощальную песенку (куплет по-русски и куплет по-английски). Публика не расходится (не то что у нас). Все слушают песню до конца, а затем начинают хлопать и кричать. А мы уходим (пятимся к выходу) и машем на прощание руками.
Спектакль окончен. Медленно, не торопясь, разгримировываемся и идем в гостиницу. Мы проходим через пустой зал. Огромное помещение пусто, только груды стаканов и пакетов валяются под стульями. Как-то грустно становится, глядя на этот пустой зал. Только что здесь было море света, музыка, аплодисменты и смех, а теперь… никого.
Приходим в номер. Пьем чай и смотрим телевизор. Передачи в субботу и воскресенье до 4‐х утра. Фильмы всякие, и ковбойские, и гангстерские, и фильмы ужаса. Редко концерты. И все это через каждые десять минут прерывается бесконечной рекламой. Рекламируют все, что нужно и не нужно.
Вот и все пока. О нашей жизни здесь можно писать бесконечно. Ко многому мы привыкли уже, и нам кажется уже это неинтересным, а вам, наверное, интересно все. Ну, приедем и все подробно расскажем. Это письмо повезет Петя, наш переводчик, и мы надеемся, что ты скоро получишь его. Вот и все пока.
Танька целует, а Мишка шлет привет.
Обнимаю тебя, целую крепко.
Передай привет всем друзьям.
Твой Юра
23 ноября 1967 г. Вечер. Сан-Франциско
Мамочка, родная моя!
Минут через 15 идем на премьеру. Но я начинаю письмо с тем, чтобы дописать его позже и заодно сообщить, как она, премьера, прошла. Добирались мы сюда почти двое суток. Благополучно долетели до Чикаго, но там на вокзале почти 10 часов ждали состава. Его задержали в связи с какой-то поломкой. Поехали вечером. Ехали со всеми удобствами в двухместном купе, со специальным вагоном-рестораном, где нас бесплатно кормили как на убой. Кроме этого, был салон, где можно было играть во всякие настольные игры и читать. Но все это, конечно, утомительно. А тут еще вагон кидало из стороны в сторону. За окном пейзаж менялся постепенно. Из Чикаго выехали — был мороз. А тут на вторые сутки уже потеплело, и пошли типичные ковбойско-индейские пейзажи: скалы, равнины, прерии. Погода улучшилась. В Сан-Франциско приехали, а здесь теплынь. На вокзале была радостная встреча Игоря Кио с женой Ёлкой. Она и переводчик вручили нам письма от всех родных, а также конфеты, которые послала Маша. Очень нас порадовали письма со всеми новостями, а особенно ребячьи фотографии. Семен их снял во время игры с ковбоями и индейцами, которые мы парню прислали, и вернулись домой в третьем часу.
Город великолепен. Очень красиво выглядят улицы, расположенные по склонам гор. (Город на горах.) Красивые мосты и побережье.
Сегодня два спектакля: в два и в восемь вечера. Завтра и послезавтра тоже по два спектакля, и на этом мы заканчиваем свои гастроли в Сан-Франциско и перебираемся в Окленд. Это совсем рядом. Нужно переехать по большому мосту через залив (км 25). Там мы пробудем неделю, а уже затем в Лон-Анджелес. Это намного южнее. Там, говорят, будет совсем жара. Да и у нас здесь совсем тепло. Днем ходим раздетые, а к вечеру надеваем плащи.
Сейчас закончим письма (Танька тоже дописывает письмо маме) и, узнав, сколько нужно наклеивать марок на конверт (в каждом штате свои тарифы), опустим письма в ящик.
Да! Когда мы на вокзале в Чикаго, от нечего делать сфотографировались в фотоавтомате. Конечно фото аховые, но все-таки похожи мы на себя. Посылаю тебе на память наши изображения.
На этом заканчиваю письмо. Крепко целую и обнимаю. Танька целует. Передай приветы всем, Холмогоровым, Борису с семьей и вообще всем, кто нас помнит.
Крепко целую тебя. Мишка только что заходил и просил передать привет. Он уже ушел в цирк (нужно сделать пищики для работы). Еще раз целую.
Твой Юра
Ко дню рождения. Маша описала нам подробно, как отмечалась эта дата. Очень рад, что и ты побывала и порадовала ребят подарками (Лёвка был доволен, что и ему перепал от тебя подарок) и пирогом.
Судя по фотографиям, ребята выросли и несколько изменились (особенно Лёвка. Прямо взрослый стал!).
Устроились мы в гостинице, недалеко от цирка. Зал, где мы будем работать, в 10 минутах ходьбы от нее. Зал громадный (высота купола — 7 метров!). Очень трудно было подвешивать воздушные номера. Сегодня с утра мы ходили, распаковались — и вот уже нужно идти на премьеру.
Не знаем: будет народ или нет. По приходе напишем. Начало сегодня в 6 вечера, а затем импресарио приглашает всех на ужин-банкет по случаю праздника «Дня благодарения». Что это за праздник, так мы до сих пор не уяснили (никто толком не мог объяснить). Одни говорят, что праздник благодарения богу, а другие, что это просто праздник урожая. Во всяком случае все кругом сегодня закрыто, никто
