Полибий и его герои - Татьяна Андреевна Бобровникова
Первая самая распространенная: Рим давно задумал поработить Грецию, сломать и уничтожить Ахейский союз, единственное сильное эллинское государство. В течение последних десятилетий римляне упорно ослабляют союз, поощряют внутри него сепаратистские тенденции. А потом окончательно уничтожают обессиленное государство. Ахейская война, таким образом, — это неравная борьба эллинов за свою национальную независимость против римского империализма (Тарн. Указ. соч. С. 53; De Sanctis. Op. cit. IV, 3, 132–139). К несчастью, этой концепции противоречат много фактов. Об этом я уже говорила в тексте. Сейчас хочу остановиться на некоторых пунктах подробнее.
Как показал в своем блестящем исследовании Э. С. Груэн (Op. cit. Р. 46–69), римляне все годы после Персеевой войны чтили суверенитет союза. Ни разу не поощрили они центробежных тенденций. И даже когда возник конфликт между Спартой и Мегалополем, старинными врагами и членами союза, и они апеллировали к Риму — какой великолепный случай, чтобы взорвать изнутри федерацию! — римляне отдали третейский суд самим ахейцам. Когда возникла последняя смута, погубившая союз, римляне с самого начала решительно осудили сепаратизм Спарты. Сенат объявил, что все дела, исключая приговоров о жизни и смерти, подлежат юрисдикции союза (Paus. VII, 12, 4). Причем это исключение было установлено еще в 184/183 гг. (Polyb. XXIII, 4, 7–154; Liv. XXXIX, 48, 2–4). Только когда распря уже переросла все рамки, римляне вмешались. Но цель их была одна — мир в Пелопоннесе.
Все дальнейшее поведение римлян наглядно показывает, как они не хотели войны. Когда посольство Ореста было оскорблено, римляне получили прекрасный casus belli. Почему же они немедля не начали войну? Зачем тотчас же послали Секста Юлия с миролюбивой миссией? Наказаны должны были быть только виновные — обычный для Рима знак, что вина снимается с государства в целом. Более того. Виновные не должны быть выданы римлянам. Суд над ними поручался ахейцам. Это уже верх любезности. Чем объяснить подобные уступки?
Этот факт предпочитают вообще обходить молчанием. Или говорят, что посольство нужно было, чтобы выиграть время. Но это абсурд. Нужно было бы выиграть время, если бы на римлян неожиданно напала какая-нибудь великая держава, скажем Македония. Но, во-первых, ахейцы были крохотным государством. Во-вторых, зачем было выигрывать время, когда римляне сами выбрали удобный для себя момент. Полтора года ждали и наконец выбрали! В дальнейшем мы видим, что время выиграть нужно было не римлянам, а как раз ахейцам. Критолай долго тянул и водил послов за нос.
Итак, второе посольство было оскорблено, причем еще более нагло и обидно, чем первое. «Этот инцидент сделал войну неизбежной, — пишет Ларсен, — преднамеренное обдуманное оскорбление… было более обидно для римлян, чем взрыв чувств народных масс во время визита Ореста» (Larsen. Р. 493). Но никакой войны не состоялось. Прошли назначенные полгода, и явилось третье посольство — уже от Метелла, — с теми же мирными предложениями! Только, когда сами ахейцы начали войну, Метелл с войсками вступил в Грецию.
Некоторые думают, что теперь римляне ждали окончания войны в Африке, чтобы уж действовать наверняка. Но зачем? После падения Карфагена легионы из Африки переброшены не были. И вообще хватило двух легионов Метелла. Римские авторы считают, что он прекрасно закончил бы всю войну, если бы Муммий не стремился к лаврам, которые он похитил у Метелла — «Achaeos bis proelio fudit: triumphandos Mummio tradidit» (De vir. illustr. 61,2; ср.: Ibid. 60, 1). У Валерия Максима сказано, что Метелл в основном завершил Ахейскую войну, а Муммий лишь приложил руку в конце (VII, 5, 4).
Итак, единственный вывод — римляне совершенно не собирались воевать с ахейцами. Но в таком случае возникают два вопроса. Первое. Чем объяснить такое опоздание Ореста? Второе. В чем смысл его требований? Как ни странно, ответить на эти вопросы легче, чем на многие другие, связанные с Ахейской войной. Мы уже говорили об опоздании Ореста: ахейско-спартанский конфликт совпал с Третьей Пунической войной, когда из Африки шли вести одна хуже другой. Римлянам было не до Пелопоннеса.
Теперь о требованиях Ореста. Они действительно загадочны. Во-первых, ничего подобного никогда римляне не требовали раньше. Во-вторых, из текста Полибия совершенно очевидно, что требования эти тут же почему-то были оставлены римлянами. Юлий собирался говорить об одной только Спарте. Во всех своих речах Критолай опять-таки говорит об одной Спарте. Ни разу нет ни слова об угрозе отделения прочих городов. Похоже, что обе стороны как-то сразу забыли требования Ореста.
Современные ученые, начиная с Моммзена, не хотят этого замечать, потому что при этом действия римлян становятся совсем непонятны. Только что они потребовали отделения городов, а потом тут же забыли об этом. Поэтому вопреки указанию Полибия они утверждают, что римляне продолжали требовать отделения названных городов. Груэн приходит к выводу, что единственное приемлемое объяснение — то, которое предложено Полибием. Римляне в действительности не хотели отторгнуть от Союза названные города. Они собирались только припугнуть ахейцев. Как только они поняли, что способ этот не дает желаемых результатов, они отправили Секста с его миролюбивой миссией. Сами же города названы неслучайно. Как я уже говорила, это те самые города, которые ахейцы приобрели благодаря римлянам после Второй Македонской войны. Таким образом, смысл угрозы Ореста таков: если вы и дальше будете нарушать мир, то римляне отнимут свои подарки, и вы вернетесь в то состояние, в котором были до знакомства с ними. Замечу, что точная формулировка взята из Павсания. А он мог сильно сдвинуть акценты.
Хочу подчеркнуть еще один момент. Полибий с его великими связями, конечно, успел узнать все, что происходило в сенате. Сципион не был тогда в Риме. Но его брат был членом сената; ближайший друг — одним из 10 уполномоченных, другой — братом Метелла. Естественно, он был в курсе всех событий. Ни ему, ни он не стал бы лгать. Дошедший отрывок Полибия показывает, что он знал все подробности о заседаниях сената. Он описывает возвращение Ореста. Послы стали рассказывать, что с ними произошло, причем страшно преувеличили и убеждали отцов, что еле остались в живых. Сенат был в сильнейшей досаде (XXXVIII, 7, 1–2). Ясно, что он опирался на рассказ сенаторов-очевидцев. Поэтому его слова о целях Ореста
