Георг Форстер - Путешествие вокруг света

Западная часть острова, вокруг которого мы плыли, тоже была прекрасна. Зеленели великолепные леса, всюду виднелись кокосовые пальмы. Горы находились довольно далеко в глубине острова, поэтому между ними и берегом простирались равнины, обильно поросшие лесом и обрамленные у моря красивыми песчаными пляжами.

К полудню мы подошли довольно близко к берегу и увидели множество туземцев; они шли к нам вброд по пояс в воде. Один из них был вооружен копьем, другие — луком и стрелами, все остальные держали палицы. Несмотря на такое воинственное снаряжение, они махали нам зелеными ветками, что повсеместно считается знаком мира. Однако против их ожиданий и, возможно, вопреки их желанию нам в этот момент пришлось, лавируя, повернуть в сторону.

После обеда мы наконец решили пристать к берегу и послали две шлюпки разведать бухту, которую облюбовали с корабля. Она была прикрыта коралловым рифом, и на южной ее стороне собрались несколько сот индейцев. Некоторые из них шли навстречу нашим шлюпкам в своих каноэ, однако подойти к кораблю они не решались, поскольку он был еще далеко в море. Наконец со шлюпок нам знаками дали понять, что здесь хорошее дно для якорной стоянки. Мы вошли в бухту вслед за ними. У входа в нее были коралловые рифы; она была узкая и глубоко вдавалась в сушу. Наши штурманы поднялись на борт, и офицер рассказал нам, что индейцы на каноэ подходили к ним вплотную, не выказывая никаких враждебных намерений, напротив, махали зелеными ветками, зачерпывали пригоршней воду из моря и выливали ее себе на голову. Офицер расценил эту церемонию как знак дружбы и ответил им таким же образом, чем островитяне, по-видимому, были очень довольны.

Как только мы вошли в залив, они сразу приблизились к кораблю, размахивая, зелеными ветками, главным образом Dracaena terminalis и красивого Croton variegatum. При этом они беспрестанно повторяли слово томарр, или гомарро, имевшее, видимо, тот же смысл, что и таитянское тайо, то есть «друг». В то же время они были вооружены по большей части луками и стрелами, а некоторые и копьями, готовые, по-видимому, как к войне, так и к миру. Когда они подошли достаточно близко, мы бросили им несколько кусков таитянской материи, которую они приняли с большой радостью. В виде ответного подарка они передали на корабль несколько стрел. У первых наконечники были просто деревянные, но потом они передали нам стрелы с костяными наконечниками, намазанными каким-то черным, похожим на камедь веществом, которое мы сочли за яд. Чтобы удостовериться в этом, мы укололи такой стрелой в ногу молодую таитянскую собаку, по никаких последствий это не вызвало.

Язык сего народа настолько отличался от всех известных нам диалектов Южного моря, что мы не могли у них понять ни слова. Он звучал гораздо грубее, так как в нем часто встречались «р», «с», «ч» и другие согласные. Телосложение этих людей тоже было довольно своеобразное. Тощие, ростом не более 5 футов 4 дюймов и сложены непропорционально. Руки и ноги у них длинные и очень тонкие, цвет кожи темно-коричневый, волосы черные и шерстистые. Особенно странными казались черты лица: широкие, приплюснутые, как у негров, носы и выдающиеся скулы, а лоб маленький, иногда странной формы, площе, чем обычно бывает у людей. Можно к этому добавить, что лицо и грудь они раскрашивали черной краской, и это делало их еще безобразнее. У некоторых на головах были маленькие, сделанные из циновок шапочки, в остальном они ходили совершенно нагие. Вокруг бедер была повязана только бечевка, причем так крепко, что глубоко вдавливалась в тело. Почти все другие народы из чувства стыдливости придумали прикрывать свое тело одеждой, здесь же только половые органы мужчин были обернуты кусочком материи и так, в своей естественной форме подтянуты кверху и прикреплены к бечевке или поясу, что не только не прикрывало их, но, наоборот, выставляло, да еще в крайне непристойном, по нашим понятиям, положении.

С тех пор, как мы вошли в бухту, индейцы окружили корабль и переговаривались друг с другом весело и возбужденно, как будто выражая радость. Едва кто-либо из них появлялся, как сразу начинал болтать без умолку, да при этом еще скалил зубы — дружелюбно, но ничуть не лучше, чем Смерть у Мильтона[456]. Это, равно как и их тощее сложение, безобразие и черная раскраска, делало их совершенно похожими на обезьян. Мне было бы от души жаль, если бы господин Руссо и его поверхностные последователи сочли сии слова за подтверждение своей орангутанговой системы; напротив, по мне, достоин сожаления человек, способный так забыть самого себя, свой разум и снизойти чуть ли не до павиана[457].

Когда стемнело, индейцы вернулись на берег и разожгли там множество костров, вокруг которых продолжали громко переговариваться. Казалось, будто они не могут насытиться разговорами, ибо поздно вечером опять подошли к кораблю на своих каноэ с горящими факелами, дабы вновь побеседовать с нами. Что ж, с их стороны не было недостатка ни в словах, ни в желании — но тем хуже, однако, обстояло дело с нашей способностью ответить. Вечер был славный, безветренный, луна иногда выглядывала из облаков. Убедившись, что мы не столь разговорчивы, как они, островитяне стали предлагать нам на продажу свои стрелы и прочие мелочи; однако капитан, дабы избавиться от них, строго приказал не покупать ничего.

Для нас был необычным и новым вид индейцев, бодрствующих столь поздно ночью, да еще на воде. Некоторые из нас высказали мнение, что они просто хотели разведать, начеку ли мы, хотя до сих пор их поведение не давало повода для таких подозрений. Убедившись наконец, что мы расположены к торговле не больше, чем к разговорам, они в полночь вернулись на берег — однако вовсе не для того, чтобы спать. Всю ночь мы слышали, как они там пели, били в барабаны, а иногда и танцевали, что доказывает их природную склонность к веселью и удовольствиям.

И на другое утро нам также не было от них покоя. Уже на рассвете они приплыли на своих каноэ, стали звать нас, громко повторяя слово гомарр. Четверо или пятеро из них отважились без всякого оружия подняться на палубу. Они ходили по всему кораблю смело и беззаботно, даже вскарабкались с необычайной ловкостью по снастям на мачты до самой верхней марсовой корзины. Когда они спустились, капитан провел их в свою каюту и подарил медали, ленты, гвозди и куски красной ткани. Здесь они показали себя самыми смышлеными и толковыми людьми, каких мы до сих пор встречали в Южном море. Они так быстро и правильно схватывали наши знаки и жесты, как будто общались с нами бог весть с каких пор, и за несколько минут научили нас множеству слов своего языка.