Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев
Далее приведено еще несколько интересных мыслей Вавилова из дневников относительно науки вообще и физики в частности.
«На свете лучшее – физика. Физика – это наука, и наука – это физика. Все остальные – с математики, астрономии до зоологии и ботаники – только ее прислужники. В физике нет ни капли служебности. Сама в себе. Быть физиком и даже таким плохим, как я, – уже счастье. Быть физиком – это значит хоть час в день чувствовать себя хорошо. С какою гордостью говорю я, что я физик. Это уж патент на благородство – я в физике, вероятно, ничего не сделаю… Мало знаний и метода, но люблю я ее превыше всего» (12 октября 1913).
«Физика, в сущности, самая настоящая метафизика – потому что она имеет дело с фактом, с индивидуальным. Ни дифференциальные уравнения вроде Maxw[ell’ овских], ни модели от метафизики не свободны, не свободна и математика от определенной логики. Поэтому религиозной метафизики бояться не нужно. И, слава Богу, что еще не потеряна возможность быть метафизиком» (24 декабря 1913).
«Боже мой, какие проволочные заграждения, фугасы и волчьи ямы квантов и электронов готовятся для всякой фантазии. Попытаться решать Gravitationsproblem с точки зрения наивного реализма – только наивное занятие» (3 января 1915).
«Схема дарвинизма, как представляю я себе, такова: // 1) Данными предполагаются в живом организме наследственность и изменчивость. Наследственность – сильная, настойчивая тенденция к воспроизведению, изменчивость – результат воздействия среды. // 2) Изменения подчиняются в основном физико-химическим закономерностям и никакого отношения не имеют к тенденции сохранения вида. // 3) Если изменения оказываются хорошо соответствующими условиям среды, индивидуум имеет в итоге борьбы за существование большие шансы на выживание. // Und so geht’s[652] . Генетика как будто бы доказала „квантовый“ характер изменчивости, не затрагивая дарвиновской схемы. // В этой машине, насколько понимаю, загадочна наследственность. // Меня интересует параллель с человеческим изобретательством. // 1) Наследственности в деятельности человеческого (и даже родового) мозга соответствует память, изменчивости те флуктуации мысли, наблюдения, опыта, из которых рождается всемирное тяготение, радиоактивность, галактики и пр. // 2) Флуктуации мысли, наблюдения и опыта – явление не изученное. Т. н. „вдохновение“, с которым хорошо знаком и которое трудно заманить намеренно. // 3) Соответствие условиям среды, „борьба за существование“ в мире научных идей вещь обычная. Открытия интерференции, дифракции, поляризации лежали 1 ½ века неиспользованными. „Народно-хозяйственное значение“, „актуальность“ из той же области. // Und wieder so geht’s[653] . // Схема аналогичная, а по результатам иногда совпадающая» (5 августа 1938).
«Все больше убеждаюсь в огромном нашем невежестве в области биологических и социальных явлений. Несомненна только математика, физика и техника. История – ничуть не лучше исторических романов. Биология – один мистический гипноз естественного отбора что стоит! Социальные знания во времена Гитлера становятся сказками старой няни» (13 апреля 1943).
«2. О роли математики в современной физике. Об особой, эвристической роли математики в современной физике я много раз писал. Сейчас я хотел отметить только чересчур большую гибкость и емкость математики. Посредством вероятностных функций, многомерных пространств, функций комплексного переменного она, оставаясь в пределах логики, точности – в состоянии заводить в явно метафизические области, причем получающиеся выражения могут вполне соответствовать опыту. Где же критерий истины? Как будто бы все в порядке – и опыт и логика. Говорят, что есть еще один критерий – философский. Если разобраться в этом значении конкретно, то обнаружится требование модельности. Но ведь это требование привычки и житейского удобства» (НЗ, 12 ноября 1950).
Рассуждения о математике есть также в записях от 17 февраля 1910 г. и 16 марта 1910 г., о математике, астрономии и физике – в записях от 21 и 30 ноября 1910 г. («Мне думается, будет время, когда математика с физикой сольются, они сестры…»).
Встав во главе советской науки, Вавилов вынужден был высказываться о ее взаимодействии с обществом, в том числе отвечать иногда на вопросы о вмешательстве государства в научные споры. «Вчера трехчасовой прием англичан Bernall’ а[654] и Crowther’а. Ответы на самые трудные вопросы. На основное ответил: „Советское государство за отделение церкви от государства, но ни в коем случае не за отделение науки от государства. Наука – основа советского государства, и государство интересуется своей наукой и высказывает свое мнение о ней“» (4 сентября 1949). Эффектная формулировка «отделение науки от государства» – находка и своеобразное предвосхищение Вавилова. Дословно о том же – хотя и призывая к обратному – писал спустя несколько десятилетий известный «эпистемологический анархист» П. Фейерабенд (1924–1994): «Наука есть одна из форм идеологии, и она должна быть отделена от государства, как это сделано в отношении религии», «…отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки – этого наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института».
4.14. Мысленные эксперименты
Вавилов любил мысленные эксперименты (так сам их и называя, иногда по-немецки – Gedankenexperimente). Несколько примеров из описанных в дневнике: с воображаемой изоляцией от мира (6 августа 1912 г., см. приложение 4.10); мысленный эксперимент с космическим кораблем, иллюстрирующий идею о влиянии иррациональной свободы воли космонавта на траекторию космического объекта (29 сентября 1941 г., приведен выше, в главе об увлечении Вавилова космосом); мысленный эксперимент «с ящиком, в котором заперты самые умные инженеры» – в связи с мыслями о демоне Максвелла (25 сентября 1945 г., см. приложение 4.5). Мысленным экспериментом 28 октября 1945 г. иллюстрируется идея о различии сознаний материально тождественных «близнецов» (по-современному – клонов). 18 августа 1946 г. описан воображаемый персонаж, абсолютно свободный ото всех исторически складывающихся привязанностей (расы, класса и т. п.). Дважды – 4 апреля 1941 г. и 26 февраля 1950 г. – описан мысленный эксперимент с Робинзоном на необитаемом острове, который, по Вавилову, не захотел бы продолжать жить, узнав, что других людей больше нет. 10 сентября 1950 г. Вавилов описывает следующий мысленный эксперимент: «Во время этих скитаний, работы и отдыха „мысленные эксперименты“. Можно представить себе все и всех, выполняющих в точности то же самое, что они делали, делают и будут делать. С одной разницей – отсутствием у всех сознания „за ненадобностью“, и без этого все выйдет, но вот на деле не так, даже у бегущей собаки есть упрощенное сознание. С этой точки зрения „нужное ей как пятая нога“. И только для этой пятой ноги ездим, смотрим книги и шкатулки». Интересно, что здесь[655] Вавилов точно предвосхищает широко обсуждаемый в современной «поп-философии» концепт так называемого «философского зомби» (p-zombie).
Литература
