Тур Буманн-Ларсен - Амундсен

К концу XIX века фактически лишь полярные регионы Земли оставались на географической карте белым пятном. Открыть, картографировать часть земной поверхности — это, пожалуй, величайшая посюсторонняя честь, достижимая для индивида.

Выбор Северо-Западного прохода был сделан по уверенному наитию. Теоретически его уже более-менее открыли. Предстояло только осуществить вековые чаяния и пройти его за одну навигацию. Так же обстояло и с Южным полюсом; преодолеть один изнурительный широтный градус — и полюс достигнут. Плато уже покорил Эрнест Шеклтон[204].

На севере речь шла о более сложных географических задачах, и техническое развитие давало открывателю все меньший запас времени. И за полярным перелетом 1925 года, и за дирижабельной экспедицией 1926-го последовали — почти сразу же — экспедиции соперников. Но и тут Руал Амундсен ухватил почет и славу, так сказать, в последнюю секунду. Лишь Северо-Восточный проход стоит особняком — как неудача. Он был давным-давно покорен, однако все же дополняет образ открывателя, который достиг всего.

Географические цели, какие он ставил себе, однозначно свидетельствуют, что Руал Амундсен держал курс на мирскую славу. Внимание — вот сияющая цель всех его стремлений. Потому-то лыжник и погонщик собак так поспешно пересел на самолет, когда началось бурное развитие авиации и все взгляды устремились в небо. Потому-то он записался в армию, когда война затмила исследовательскую работу, потому-то не мог сложа руки сидеть в Свартскуге, когда все взоры были обращены к генералу Нобиле и его льдине. Великой целью Руала Амундсена было не открытие мира; он хотел, чтобы мир открыл его.

Харалд У. Свердруп якобы сказал Одду Далу, что «Амундсен имел много недостатков, и безусловно крупных недостатков, — но при том был великим человеком!». Линкольн Элсуорт выбрал диаметрально противоположную отправную точку, когда писал: «Он был как ребенок, чье доверие так часто обманывали, что в конце концов он уже никому не доверяет. Оттого-то он и укрылся под ледяным панцирем». По-своему каждый из них прав: Руал Амундсен был и великим человеком, и маленьким ребенком.

Бросается в глаза, как последовательно он шел к своим целям — с детства и до конца жизни. Руал Амундсен остался верен идеалам детства и ребенку в глубине своей души. Только так он мог реализовать свои идеи столь целеустремленно, столь упорно, столь фанатично. Для ребенка ошибки и недостатки были невелики, просто составляли часть его натуры; но в мире взрослого мужчины они стали огромными. С годами в полярнике все больше проступали черты ребенка, вершащего великие дела. Все более рискованные предприятия, все более мучительная жажда аплодисментов, восхищенных взглядов.

Руал Амундсен никогда не сковывал себя обязательствами семейной жизни. Но всю жизнь зависел от других людей. Умел привязать их к себе, как умел и оттолкнуть от себя. Мог сделать их объектами идеализации либо жертвами агрессивности. Однако поскольку он не обладал способностью сопереживания, его отношение к другим людям, по сути, оставалось безличным, не умаляя при этом их значения. Руал Амундсен мог быть один, но только не за пределами внимания общественности. Полярника невозможно помыслить без норвежского народа.

«Еще задолго до полудня, когда наступят минуты молчания, на улицы выплеснулось волнующееся людское море — таких масс не увидишь и по национальным праздникам». Мы вновь цитируем «Афтенпостен» от 14 декабря 1928 года.

Не среди высокопоставленных гостей в крепости Акерсхус, но внизу, в народе: «Все ждут торжественного мгновения — и вот разом начинают бить колокола на церкви Христа Спасителя, на церкви Троицы и всех прочих, приспускают флаги, это сигнал: все обнажают головы, останавливаются трамваи, вожатый в моторном вагоне снимает шапку, дорожный рабочий замирает, и вспоминает, и на сердце у него теплеет, безмолвная людская масса одержима одной мыслью. Захватывающее мгновение, никто не замечает холодного северного ветра. Седой согбенный старик снимает кожаную шапку, у многих по щеке сбегает слеза. Молчание — абсолютная тишина объемлет всех и вся; едва ли возможно почтить память нашего полярного исследователя строже и достойнее… В этот миг он стоит перед нами совершенно как живой, его облик отчетливо проступает перед нами, чеканное, волевое, любимое лицо, которое столько раз смотрело в глаза смерти.

Минуты памяти миновали — тишина нарушается, люди вновь возвращаются к своим делам, унося в сердце образ и имя этого человека…»

Преклонение многих маленьких людей перед одним великим — феномен, широко известный в Европе меж двумя войнами. Культ личности поочередно захватил итальянский, немецкий, русский народ[205]. Как он мог найти почву в таком демократичном и индивидуалистическом народе, как норвежский?

Когда Руал Амундсен отправился в плавание на яхте «Йоа», Норвегия еще была покорным вассалом Швеции. Народ, чтивший его память зимним днем 1928 года, обрел самостоятельность всего лишь двадцать три года назад. Он завоевал свободу на волне единения, на волне мечты о давнем величии, веры в будущее, сильного ощущения собственной избранности, особой миссии в мире. Когда борьба увенчалась победой, народный энтузиазм достиг кульминации. Каждый, глядя на себя в зеркало, словно бы видел там личность масштабов Фритьофа Нансена. А на заднем плане высилась легендарная фигура прошлого тысячелетия — Олав Трюгвасон[206]. Психологический откат не мог не наступить.

Всеобщее единение обернулось партийно-политическими конфликтами; классовая борьба и раскол наложили отпечаток на экономику страны. Поднявшаяся нация викингов вскоре оказалась совершенно заурядной страной, неудачно расположенной на дальнем краю земли. Воспетая в сагах империя — всего лишь голые скалы, которых потомкам викингов вполне хватало, чтобы чувствовать себя достойным образом.

Если бы не Руал Амундсен. Когда закончилась героическая эпоха Фритьофа Нансена, он вышел из-за кулис, набрал в легкие воздуху, наполнил паруса и вдохнул новую жизнь в самые горделивые мечты норвежского народа и в самые милые иллюзии. Он наделил мифы смыслом, взорвал границы отечества и придал ему необозримый имперский масштаб.

Что видел народ своим внутренним взором, когда истекли эти две минуты? Смотрел в холодные, отрешенные глаза полярника? Наверно, мысли большинства унеслись к Южному полюсу. Они видели флаг и пятерых соотечественников, а может, и палатку. В Полхейм, крайний форпост на нижней стороне глобуса, — вот куда отправились их мысли. Такой великой сделал Норвегию Руал Амундсен.