Александр Керенский - Россия на историческом повороте: Мемуары

Такой всплеск энтузиазма не мог не тронуть, хотя я уже тогда понимал, что все лелеянные этими людьми надежды на преобразование мира будут безжалостно растоптаны. Ибо планы и намерения правящих кругов в Европе были слишком далеки от идеалистических целей программы «14 пунктов».

Появление Колчака в Омске в середине октября 1918 года, когда в полном объеме развернулась деятельность Временного Всероссийского правительства (Директории), явилось полной неожиданностью. С конца июля 1917 года до момента своего прибытия в Омск он постоянно жил за границей.

Колчака, как выдающегося флотоводца, прекрасно знали и в России, и за рубежом. Незадолго до падения монархии он был назначен командующим Черноморским флотом. Как и большинство высших флотских офицеров, он вначале поддержал переворот. У него всегда были очень хорошие отношения с личным составом флота, и после переворота он охотно сотрудничал с Центральным комитетом Черноморского флота и гарнизоном Севастополя. Однако по характеру своему Колчак был нетерпелив, капризен и легко поддавался влиянию.

Его первый устный доклад Временному правительству по прибытии 20 апреля в Петроград был весьма оптимистичным. Однако вскоре, в начале мая, у него возник первый конфликт с командованием военно-морских сил, и для восстановления мира, как было сформулировано, между адмиралом и Центральным комитетом я вынужден был отправиться в Севастополь. В июне произошло новое расхождение во взглядах, на этот раз более серьезное. В состоянии крайнего раздражения адмирал отказался от своего поста и в сопровождении своего начальника штаба Смирнова выехал из Севастополя. В поезде по дороге в Петроград он оказался вместе с американским адмиралом Гленноном, который позже предложил ему отправиться в Соединенные Штаты в качестве инструктора по минному делу и современным методам борьбы с подводными лодками. Адмирал Колчак принял это предложение.

Хотя ранее Колчак никогда политикой не занимался, его вскоре включили в подпольный «Республиканский центр» (см. гл. 21) и на той стадии он даже считался возможным кандидатом на высший пост в планировавшейся диктатуре. Меж тем Временное правительство получило от правительства США официальную просьбу командировать Колчака в Америку для работы в штабе главнокомандующего военно-морскими силами США. Согласие было дано, и в конце июня он отправился в Вашингтон, сделав по дороге остановку в Лондоне. Однако надеждам адмирала не суждено было сбыться. Когда он прибыл в Вашингтон, выяснилось, что работы для него нет. В начале 1918 года, на этот раз без разрешения Временного правительства, он поступил на службу в военно-морские силы Англии и был направлен в Сингапур, где поступил в распоряжение главнокомандующего Тихоокеанским флотом.

В марте он получил от британского руководства в Лондоне телеграмму с предписанием немедленно отправиться в Пекин и встретиться там с русским посланником князем Кудашевым.

В конце марта или в начале апреля он встретился в Пекине с казачьим атаманом Г. М. Семеновым, а затем отправился в Харбин, откуда выехал в Читу в расположение войск Семенова. Однако выяснив, что Семенов тесно сотрудничает с япсрнским Генеральным штабом, Колчак немедленно разорвал с ним отношения. Он возвратился в Харбин, а оттуда 8 июля выехал в Токио. Действуя в соответствии с соглашением, заключенным с англичанами и французами в декабре 1917 года, японцы захватили Владивосток, а затем взяли под свой контроль большую часть российского Дальнего Востока.

Как только японские войска были выведены с этих территорий, адмирал отправился во Владивосток вместе с английским генералом Ноксом, который ранее попал в поле зрения общественности в связи с корниловским делом. Согласно заявлению самого Колчака, он передал Ноксу свою записку о создании режима сильной власти.

Следующий шаг в этой игре был связан с приездом во Владивосток чешского генерала Гайды, с которым и состоялось дальнейшее обсуждение вопроса о создании диктатуры в Сибири.

В Омск Колчак и Нокс приехали в середине октября вскоре после прибытия туда Директории. Через несколько недель адмирал встретился с представителями генерала Деникина, которые специально для этого приехали в Омск. Позднее Колчак через посредство генерала Лебедева, приехавшего из Екатеринодара, вступил с Деникиным в переписку.

По настоянию Сибирского правительства и с согласия члена Директории генерала Болдырева Колчак был назначен военным министром.

7 ноября он выехал на фронт и возвратился в Омск 16 ноября. В ночь с 18 на 19 ноября был совершен переворот, в результате которого несколько членов Директории были арестованы, остальные были вынуждены уйти в отставку, и в тот же день адмирал Колчак был провозглашен «Верховным правителем» России.

Те, кто стоял во главе переворота — казачьи полковники Волков, Красильников и Катанаев, — немедленно доложили о совершенном перевороте адмиралу, конечно же бывшему в курсе дела, и были немедленно арестованы и отданы под суд, который 21 ноября оправдал их. Арестованные члены Директории — ее председатель Авксентьев, его заместитель Аргунов, заместитель Чайковского Зензинов и шеф полиции Роговский — все четверо из правого крыла партии эсеров, были позднее депортированы через территорию Китая.

Глава 27

Версальская трагедия

После поездки летом 1919 года в Париж для переговоров с Клемансо я до весны 1920 года жил в Англии, то в Лондоне, то в провинции. Когда началась мирная конференция, я снова, по просьбе членов свергнутой Директории, отправился в Париж. Депортированные в результате колчаковского переворота из Омска, они через Китай и Соединенные Штаты оказались в конце концов в Париже.

В то время самым влиятельным государственным деятелем в Европе считался Ллойд Джордж, а центром политической жизни Лондон. Мое положение в Англии было несколько двусмысленным. Официально я являлся частным лицом, не имевшим никаких формальных отношений с британскими властями, на деле же я в глазах большинства населения оставался представителем свободной и демократической России. Я был в дружеских отношениях с некоторыми в высшей степени осведомленными государственными и политическими деятелями союзных стран. Никак не сказались на отношении ко мне либерально настроенных европейцев и многих моих соотечественников ни негативное отношение полуофициальной прессы в Англии и Франции к Февральской революции, Временному правительству и ко мне самому в особенности, ни нападки на меня эмигрантских сторонников белых диктатур.