А Лурье - Адмирал Г И Бутаков

По возвращении "Владимира" и "Херсонеса" на рейд на флагманском корабле Нахимова "Двенадцать Апостолов" был поднят сигнал: "Изъявляю особенное удовольствие". "Молодецкая вылазка наших пароходов, - писал по этому поводу адмирал Нахимов, - напомнила неприятелю, что суда наши хотя разоружены, но по первому приказу закипят жизнью, что, метко стреляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы на качке; что мы ждем только случая показать, как твердо мы помним уроки покойного адмирала Лазарева"{45}.

В тяжелых условиях осады команды русских пароходо-фрегатов доказали возможность исправления судов в ходе боевых действий. Так, во время бомбардировки Севастополя противником 5 октября пароходо-фрегат "Владимир" получил подводную пробоину, через которую в корабль стала поступать вода. Этот тяжелый случай не заставил командира корабля капитана 2 ранга Бутакова прекратить обстрел неприятельских позиций. Невзирая на артиллерийский обстрел корабля противником, за борт были опущены водолазы, которые заделали пробоину. Аналогичные работы велись и на пароходе "Эльборус".

Паровые суда широко использовались командованием во время обороны города: они обстреливали неприятельские позиции и батареи, перевозили войска и раненых, буксировали баржи, доставляли в город и на Корабельную сторону фашины и туры, необходимые для возведения новых укреплений и для исправления старых, и т. д. Не случайно некоторые историки отмечали, что пароходо-фрегаты "не только научили нас своими подвигами при обороне Севастополя, как и чем должны и могут суда парового флота оказывать содействие военно-сухопутным силам при совместных их действиях, - но также указали нам, чего можно достигнуть при взаимной духовной связи этих двух сил... доказали, что этот дух единения сухопутных и морских сил может совершать чудеса"{46}.

О том, насколько действенной была помощь пароходо-фрегатов, говорит тот факт, что многие руководящие офицеры Севастопольской обороны часто обращались к Бутакову с просьбами безотлагательно помочь им огнем корабельной артиллерии. В январе 1855 года к нему обратился контр-адмирал В.И. Истомин. "...Прошу опять Вашего огненного содействия, - писал он. Французы начали строить редут недалеко от той пятипушечной, оставленной неприятелем, батареи, которая так часто отведывала вашего чугуна и у коменданта которой вы беспрестанно портили обеденный суп: попробуйте дальность ваших сокрушительных бомб на этот редут"{47}.

В мае к Бутакову обратился начальник штаба Севастопольского гарнизона князь Васильчиков с просьбой оказать содействие артиллерийским огнем пароходо-фре-гатов частям генерала Хрулева, которые предприняли попытку возвратить потерянные русскими Волынский и Селенгинский редуты и Камчатский люнет - укрепления, имевшие важное значение в общей системе обороны Севастополя. Все эти просьбы удовлетворялись немедленно. "26 мая 1855 года, - записано об этом случае в шканечном журнале пароходо-фрегата "Одесса", - в 10 часов (вечера) по словесному приказанию капитана 1-го ранга Бутакова (этот чин был присвоен ему 30 марта. - Авт.) снялись с якоря и следовали обстреливать неприятельский берег и Селенгинский и Волынский редуты, где мы и все пароходы держались под парами под выстрелами неприятельских батарей"{48}. Об этом же случае в шканечном журнале "Громоносца" отмечено: "В продолжение ночи бросали бомбы на занятые неприятелем редуты..."{49}.

На рассвете 27 мая все пароходы стали на позиции для обстрела левого фланга противника ("Владимир" и "Херсонес" стал" у бухты Голландия, а "Громоносец", "Бессарабия" и "Крым" - против Килен-балки) и с 3 до 5 часов утра усиленно бомбардировали неприятельские батареи. Однако эта последняя попытка отстоять важнейшие передовые укрепления осталась безрезультатной. С потерей Селенгинского и Волынского редутов и Камчатского люнета удерживать одно из передовых укреплений - Забалканскую батарею - было бессмысленно, и в ночь на 28 мая батарея была покинута.

5 июня 1855 года англичане и французы предприняли четвертую бомбардировку осажденного города. Они обрушили на защитников Севастополя град 36-фунтовых ядер, пятипудовых бомб и картечи. Казалось, не было просвета между тысячами вспышек рвущихся в воздухе снарядов. Бомбардировка продолжалась и ночью.

Главный огонь неприятеля был сосредоточен на Малаховом кургане. Следовало ожидать, что именно сюда он направит свой главный удар в случае штурма. Поэтому решено было установить здесь четыре новых барбета{50}, за которыми можно было бы поставить орудия для усиления картечного огня на случай наступления неприятеля. Работа эта проводилась ночью под градом бомб,

Особенно тяжело приходилось защитникам Малахова кургана. Две тысячи человек под непрерывным обстрелом неутомимо работали на крохотной площадке, заделывая повреждения в стенах бастиона, полученные во время бомбардировки.

Вечером этого дня на одном из участков Малахова кургана работами руководил капитан-лейтенант Лесли. Увидев в полумраке знакомую фигуру Бутакова, он дружески приветствовал его. Бутаков сообщил, что хочет повидаться с адмиралом Нахимовым.

- Да вот, кстати, и он сам, - сказал, оглянувшись, Лесли.

Появившийся Нахимов поздоровался с Бутаковым. Как всегда, он был спокоен и не обращал ни малейшего внимания на свист пуль и осколков.

- Славно работаете на "Владимире", славно-с! - сказал он Бутакову. Французам солоно приходится от ваших орудий...

Несмотря на похвалу Нахимова, Бутаков заявил ему, что в такой критический для обороны города момент он не может оставаться на пароходе, "менее опасном и менее трудном физически", а потому просит перевести его на какую-нибудь батарею.

Эту просьбу Нахимов категорически отказался удовлетворить.

- Нельзя-с, - ответил он Бутакову. - Вас нужно сохранить для будущего флота! - и перевел разговор на тему о возможности неприятельского штурма.

За день до того было обнаружено движение через Черную речку большого отряда неприятельской пехоты, кавалерии и артиллерии, численностью не менее 20 000 человек. Жестокая стрельба, которую с утра вел противник, подтвердила предположения русского командования о подготовке противником штурма. Весь день 5 июня и особенно в ночь на 6-е стрельба с обеих сторон велась с невиданной интенсивностью.

И действительно, в эту ночь начался штурм 1-го и 2-го бастионов и Малахова кургана. Первой ринулась на приступ французская бригада, которой командовал генерал Мэйран, решивший опередить прочих участников штурма и провести свою бригаду по местности, обстреливаемой русской корабельной артиллерией, раньше, чем командиры русских пароходов узнают о начале штурма.