Вадим Арбенин - Предсмертные слова

Второй сын императора Павла Первого, КОНСТАНТИН, российский наместник в Царстве Польском, гонимый из Варшавы польским восстанием и холерой, остановился в Витебске по дороге в Петербург. За ужином в доме генерал-губернатора, князя Хованского он «покушал ягод со сливками». Бывший за столом доктор-немец Калиш посоветовал ему запить ягоды каким-нибудь старым вином, но великий князь возразил: «Я лучше выпью шампанского». Константин не пил никакого вина, кроме шампанского, и не более двух рюмок за один присест. И выпил он, «министр наслаждений», один за другим два бокала «мадам Клико». Дома, на подъезде, его поджидал прискакавший от царя генерал-адъютант Алексей Орлов с приказом не удаляться от польской границы в такое время. «Я уезжаю от холеры, боясь, впрочем, не за самого себя, а за свою супругу», — горячо возразил графу Константин. Вечер был свежий, и жена звала его в комнаты: «Холодно, и пора домой». — «Вот какой вздор!» — ответил ей Константин, «отличавшийся значительной физической силой», и закурил сигару, а потом и другую. И напрасно. Потому что тотчас же почувствовал колики в желудке. Он всегда упрямо шёл опасностям наперекор, даже отказавшись от российского престола и царской короны. Ночью ему стало совсем плохо: холера уже несколько дней дремала в тучном теле цесаревича — накануне он якобы заглянул в холерный барак и объявил главному врачу Гибетелю: «Смотрите у меня, чтобы не было холеры — иначе вы будете повешены до ночи!» На одре болезни Константин не залежался и умер в одночасье, даже не успев пособороваться. Последние его слова были обращены к жене, польской красавице Иоанне Грудзинской, которой Александр Первый пожаловал титул княгини Лович: «Скажи государю, что я, умирая, молю его простить полякам…» Очаровательная княгиня Лович, дочь обедневшего шляхтича, обрезала свои роскошные белокурые волосы и подложила их под голову усопшему мужу. Буквально накануне, узнав о смерти фельдмаршала Дибича, и тоже от холеры, Константин дивился скоротечности человеческой жизни: «Странно и странно, будучи здоровым и гуляющим по саду в одиннадцать часов вечера, умереть в час пополудни?» Сам он заболел в 4 часа утра, а в 8 часов вечера умер.

Доморощенный светский поэт ИВАН ПЕТРОВИЧ МЯТЛЕВ, творец юмористической поэмы «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан лʼэтранже» и автор стихотворения «Как хороши, как свежи были розы», в полдень выехал со двора на лихом рысаке и проехался по Невскому проспекту. Во втором часу пополудни он воротился в свой шикарный особняк на Фонтанке (ведь на службе поэт был действительным статским советником и камергером) и позвал повара подавать обед. Но пообедать не успел — перед обедом его, совершенно здорового жизнелюбца, остряка и волокиту хватил апоплексический удар. В ту самую минуту, как ему прикладывали шпанскую мушку, он, шутя, сказал камердинеру: «Ты, верно, подумал давеча, что я умру. Нет, братец, мне хочется ещё долго пожить на свете…» Да не вышло.

«Ну что это за жизнь! — жаловался умирающий КАМИЛЬ КОРО заглянувшему к нему кюре. — Доктор разрешил мне курить всего лишь четыре трубки в день, против обычных мои двадцати пяти — тридцати». — «А как вы себя чувствуете?» — спросил тот художника-поэта, «всегда одного, наедине с природой». «Очень уж нудно заниматься своим убогим телом, — ответил ему из постели немощный Камиль. — На улице меня путают с виноторговцем, что на углу, или с угольщиком, что ничуть не лучше… Ну, куда это годится!..»

«Сходи за мороженым, купи мне две порции, тут неподалёку, за углом», — попросил американский певец и комедийный актёр ЛУ КОСТЕЛЛО своего менеджера Эдди Шермана, который навестил его в госпитале на Беверли Хиллз в Лос-Анджелесе. И пока они обсуждали планы на будущее, он с удовольствием съел обе порции и заметил: «Это было лучшее мороженое, которое мне приходилось когда-либо пробовать». И через несколько мгновений упал замертво.

«Я продрог. Достань-ка мне через камердинера рюмку водки», — попросил адъютанта Кожухова Светлейший князь Смоленский МИХАИЛ ИЛЛАРИОНОВИЧ КУТУЗОВ. Он сильно простудился во французском походе и слёг в тихом силезском городке Бунцлау. У него открылась нервическая горячка. Полководцу отвели лучший в городе двухэтажный дом владельца соляных факторий фон дер Марка на пересечении Замковой улицы с улицей Николаи. И здесь, в маленькой угловой комнате верхнего этажа, его проведал Александр Первый, неприязненно к нему, «старому комедианту», относившийся. И, как гласит легенда, впрочем, не основательная, император попросил у своего главнокомандующего прощения: «Простишь ли ты меня, Михайло Илларионович?» Тяжёлая слеза скатилась из единственного глаза Кутузова, и он ответил: «Благодарю…» А когда Александр ушёл, то добавил: «Я вам прощаю, государь, но простит ли Россия…» Потом спросил Кожухова: «Какое сегодня число?» — «Шестнадцатое апреля 1813 года, Ваша светлость», — ответил адъютант. В этот день суждено было великому полководцу, победоносно закончившему войну с Наполеоном, закончить свои дни. Отечественная война закончилась. Продолжался заграничный поход. Кутузов, тонкий дипломат екатерининского века, был противником похода. Его время кончилось. «…Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер». Александр вымарал в военном журнале запись «…войска после смерти Кутузова осиротели» и запретил объявлять о его смерти до окончания предстоящего сражения на Лютценской равнине, при деревне Гросс-Гершен. Через два дня после кончины Кутузова, 18 апреля 1813 года, французская армия под командованием самого Наполеона разгромила войска союзников и вновь отбросила их за Эльбу.

«Какой сегодня день?» — поинтересовался французский король КАРЛ СЕДЬМОЙ у своих преданных и не совсем преданных слуг, обступивших его смертное ложе в Меюн-сюр-Йевр. «Сегодня среда, 22 июля, день святой Магдалины, сир», — ответили те. «Благодарение богу, что я, величайший из всех сущих в мире грешников, умираю в день величайшей блудницы», — удовлетворённо прошептал Карл. От рождения физически слабый и довольно осмотрительный, он умирал, заслужив титул «победоносный монарх», с почётным диагнозом «болезнь Венеры», сравнительно новой для Старого Света. Он не ел и не пил до этого дня почти неделю, боясь отравления, а здесь неожиданно попросил стакан бордо — короля всегда отличал хороший вкус, и королевские подвалы ломились от тонких вин. Он выпил бордо, закусил хлебным мякишем и, сказав напоследок: «Бог воздаст за мою смерть», умер в полном сознании.