Вячеслав Козляков - Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству

Но все заботы о строительстве оказались напрасными. Дворец был заброшен, строительство остановили, и даже любимые корабли Петра I остались на вечном приколе у берегов Плещеева озера. Замыслы Петра пришлись на очень трудные для него времена: царскую семью стали преследовать тяжелые болезни и смерти близких людей. 14 мая 1692 года умер второй сын Петра царевич Александр. И хотя младенец был с почестями похоронен в Архангельском соборе, сам царь Петр не присутствовал на погребении сына{104}.[12] Более того, царь запретил «дневать и ночевать» боярам и другим приближенным у гроба царевича. Историки, зная о будущей незавидной судьбе царицы Евдокии, делают однозначный вывод о начале разлада. «Что могло быть причиной такого прямо неприличного отсутствия Петра на похоронах сына? — спрашивал М.М. Богословский. — По всей вероятности, полное равнодушие к семимесячному младенцу, сыну от нелюбимой уже царицы, к которой он совершенно охладел, встретившись с Анной Монс»{105}. Однако мы опять сталкиваемся не более чем с инерцией восприятия канонического «Петра Великого» и сложностью понимания того, что не очень укладывается в привычные обстоятельства. На поминальной службе в Успенском соборе 15 мая действительно присутствовал один царь Иван, по этому поводу подобающе одетый в траурный кафтан «объяринной брусничного цвету». Однако царь Петр не участвовал только в общих траурных церемониях. Напротив, вместе с царицей Евдокией он был на панихиде в дорогой им обоим дворцовой церкви Петра и Павла, где их когда-то венчали. Окружающие бояре, думные и ближние люди, по распоряжению Петра, были в обычных «ходильных» кафтанах. Однако это опять-таки не говорит о том, что Петр остался равнодушен к смерти сына, но свидетельствует лишь об особенном отношении царя к погребальному ритуалу.

Вспомним, что самым близким человеком для Петра была мать, царица Наталья Кирилловна. Между тем в бесстрастных разрядных книгах записано, что «выходу» царя Петра «на погребение» матери тоже не было! Как замечает современный исследователь Ю.Н. Беспятых, «биографы Петра проявляют немалую изобретательность, оправдывая его до неприличия странное поведение в эти дни. Сын уехал из Кремля в Преображенское за четыре часа до смерти матери, не присутствовал на похоронах 26 января, не был на заупокойных литургиях на третий, девятый, двадцатый и сороковой день»{106}. Трактовать это инстинктивное отторжение царя Петра от смерти можно как угодно. Но не стоит забывать и другое: сразу вслед за похоронами царь Петр ходил в одиночестве молиться на могилу матери в Вознесенском монастыре и повторял это каждый раз, «как бы украдкою» (М.М. Богословский), накануне или в день заупокойных богослужений. Петр Крекшин говорил, что царь Петр «с великой печали… нача чувствовать скорбь в телеси, приходя на гроб, рыдая неутешно»{107}. Может быть, Петр попросту не хотел, чтобы кто-то увидел слабость или даже болезнь царя, плачущего в одиночестве над гробом? И чем ближе были для него люди, тем невыносимее было участие в общепринятых ритуальных действиях.

Еще раньше, в мае 1691 года, царица Евдокия лишилась своей матери Устиньи Богдановны. Поскольку речь уже шла не об обычной дворянке, а о матери царицы, то и последние почести ей должны были воздаваться по-особому. В кремлевском Вознесенском и Новодевичьем монастырях хоронили только великих княгинь и цариц или царских дочерей. Некрополь семьи бояр Романовых с древности существовал в Ново-Спасском монастыре. Для погребения тещи царя выбрали Спасо-Андроников монастырь, так как еще ранее там был похоронен Илларион Дмитриевич Лопухин. Так начиналась особая страница в истории этой обители, и позднее связанной с родом Лопухиных. В 1691–1694 годах в Спасо-Андрониковом монастыре была перестроена трапезная с церковью, после ее надстройки получился целый храмовый комплекс. «Программа» его посвящений достаточно определенно говорит о целях строительства. С востока к трапезной был пристроен новый храм во имя архистратига Михаила: так в Спасо-Андрониковом монастыре была устроена своя «архангельская» усыпальница Лопухиных. У церкви был придел Петра и Павла, ибо почитание небесного покровителя мужа — апостола Петра — было для царицы свято. Над сводами нового храма был надстроен четверик с церковью во имя Алексия митрополита. Увенчание нового объема храма церковью во имя небесного покровителя сына, царевича Алексея Петровича, тоже многое объясняет{108}. Так, исподволь, в 1690-х годах создавался монастырь, в котором царица Евдокия могла и хотела бывать очень часто. Но судьба приготовила ей совсем другое монастырское житье…

Несчастный для царицы Евдокии 200-й (1692) год, отнявший ее второго сына царевича Александра, имел далекие последствия. Обычный дворцовый церемониал по поводу ее тезоименитства 4 августа 1692 года решили отменить. Прошло мало времени с траурных дней, чтобы по обычаю принимать бояр и стольников во дворце. Поэтому церемонии в Кремле в день Евдокии, включая традиционное жалование «кубками фряжских питей» и водкою, провел царь Иван Алексеевич{109}. Царская семья уехала еще 22 июля из Москвы, как было объявлено, на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. На самом деле царь Петр повез мать царицу Наталью Кирилловну и царицу Евдокию с сыном царевичем Алексеем в Переславль-Залесский, где строились корабли и новый дворец. В середине августа 1692 года сюда же по распоряжению Петра прибыл Бутырский полк Патрика Гордона, чуть позже приехал любимый царем Франц Лефорт, для которого царь распорядился выстроить собственный дом («очень красивое здание», как говорил о царском подарке сам Лефорт). Царь Петр давал для своих новых любимцев обеды на «адмиральском» корабле и палил из пушек в их честь. Франц Лефорт командовал кораблем под названием «Марс». Хотя флотилия из кораблей и «бригантин» была, как и полки, «потешной». Однажды петровский флот даже простоял целых два дня на противоположной стороне озера, ожидая попутного ветра. Конец этого лета в Переславле-Залесском (как оказалось, последнего из тех, которые царица Евдокия провела рядом с мужем) завершился еще одним празднеством именин царицы Натальи Кирилловны 26 августа. После этого 1–3 сентября двор (сначала царь Петр, а следом — царицы) вернулся в Преображенское на новолетие наступавшего 201-го (1692/93) года, которое при Петре стало праздноваться с иллюминацией, фейерверками и пальбой из пушек{110}.

Царский двор продолжали преследовать несчастья. В конце 1692 года заболела любимая тетушка царя Петра — Анна Михайловна. Петр был на ее постриге в Вознесенском монастыре 18 октября, провожая ее «пешешествием». Это был редкий момент, когда оба царя, царицы и все царевны собрались вместе. Царица Евдокия тоже провожала царевну-инокиню; она, как и старшая царица — жена царя Ивана Прасковья Федоровна, ехала в своем возке. Печальный повод снова собрал всех вместе, когда спустя неделю царевна-инокиня умерла. Петр приехал и на ее погребение, но потом вернулся в Преображенское, а двор тем временем погрузился в положенный сорокадневный траур. В конце ноября ко всем несчастьям серьезно заболел и сам Петр I. Поговаривали даже, что Гордон и Лефорт держали наготове лошадей, чтобы немедленно бежать из столицы при получении страшного известия о смерти их покровителя. Царица Евдокия, напротив, была рядом с мужем. Но все обошлось, царь выздоровел и уже скоро кутил со своими друзьями по-прежнему как ни в чем не бывало{111}.