Александр Андреев - Берегите солнце

- А говорили, что вы не агент, - сказал я, оглядев задержанного. - Кто же вы после этого? Стране не хватает средств на производство танков, самолетов для армии, а вы пытались скрыться с таким богатством. Выходит, вы - хотите или не хотите - помогаете фашистам захватить Москву.

Старик возмущенно взмахнул руками.

- Послушайте, товарищи, что он говорит, какие смешные слова! Это я, старый рабочий человек, сильно обожаю Гитлера и его фашистскую свору! Я ему помогаю!.. - Он опять подергал меня за рукав и понизил голос: - Когда вы будете составлять ваши бумаги, не забудьте записать, что я от всего этого отказываюсь. Это не мое.

- Во двор, - распорядился Тропинин, и Чертыханов, как старый приятель, учтиво обернулся к старику:

- Идемте, папаша, провожу. Лично никогда еще не встречал такого богатого человека.

- Бывшего богатого, - с грустной улыбкой поправил его старик.

Привели крикливую женщину в телогрейке и в сапогах, здоровую и краснощекую, с двумя свиными окороками под мышками. Она визгливо кричала, надвигаясь на бойца и топая ногами, грозила. Тропинин отправил ее во двор.

Я написал донесение о первых шагах нашей деятельности, об отобранном золоте и драгоценностях и со связным мотоциклистом послал майору Самарину. Не прошло и часа, как к нашему штабу подкатила легковая машина. Из нее вместе с Самариным вышли двое военных и один гражданский. Они осмотрели ценности, опечатали чемоданы и, поблагодарив меня, точно это был мой подарок, за ценный и своевременный вклад в государственную казну, уехали.

- Помощь нужна? - спросил майор Самарин перед уходом.

- Пока справляемся.

Вернулся с обхода комиссар Браслетов. Он привел с собой двух субъектов с одичалыми глазами. Один из них оказался директором хлебопекарни; он, составив себе командировку, пытался бежать, нагрузив автомашину продовольствием и ценными вещами. Второй - кассир с завода; этот, получив в банке деньги для выдачи зарплаты рабочим, присвоил их себе и намеревался скрыться.

- У меня все документы в порядке! Вот они! - Директор, человек лет сорока, в пальто с каракулевым воротником, в светло-желтых полуботинках и новеньких калошах, рыхлый, с одутловатым лицом, возмущался и кричал, багровея от натуги:

- Пропуск на машину есть! Что вам еще нужно? Это самоуправство!

- Документы у вас в порядке, это верно, - сказал Браслетов. - И пропуск есть. А совесть партийная ваша не в порядке. Документы останутся у нас, мы проверим, кто разрешил вам бросить производство в такой момент. А машину вашу и продовольствие используем для нужд армии. Проведите бывшего директора хлебопекарни туда, где ему и положено быть. - Директора увели во двор. - А вы, - обратился Браслетов к кассиру, высокому, с длинной верблюжьей шеей и выступающим на ней кадыком человеку, - вы пойдете на завод - вас отведут туда под конвоем - и, как положено, выдадите рабочим зарплату.

- Будет сделано, как велите, - поспешно и с готовностью отозвался кассир.

- Он пойдет со мной, - сказал я. - Товарищ комиссар, - спросил я у Браслетова, - вы не будете возражать, если я на некоторое время отлучусь хочу взглянуть, что происходит в городе?

- Обязательно посмотрите, капитан, - отозвался Браслетов. - Это нужно видеть.

- Я с вами, - сказал лейтенант Тропинин. - Из взвода Кащанова нет донесений.

Кроме Чертыханова, я взял с собой сержанта Мартынова, которому приказал следить за кассиром, и вышел из штаба.

11

На Садовом кольце развернулась перед нами картина бегства - бегства трусов, шкурников и отчаявшихся, напуганных людей. Точно грозовым и живительным ветром продувало город. Наблюдать эту картину было печально и стыдно. Люди двигались молча, в жуткой тишине. Слышались лишь скрип несмазанных колес и нетерпеливые гудки автомобилей. Глухой, как бы подземный, гул колыхал улицу.

Среди толпы двигалась косматая, с широченным крупом лошадь. На повозке гора разных вещей: швейная машина, корзинки, полосатые тюки с постелями, корыто, трюмо, картины - все, что попалось под руку в момент спешки и беспамятства. А сверху узлов лежала, распластавшись, полная женщина, руками и ногами придерживая плохо связанную поклажу; ветер закинул женщине юбку на спину, открыв для всеобщего обозрения широкие бедра, обтянутые трикотажными рейтузами салатного цвета. Но женщина этого не замечала. Одна картина свалилась с повозки на мостовую, и стекло треснуло. Ее хозяйка, взглянув на меня, попросила:

- Подайте, пожалуйста...

Я подал ей картину в раме из позолоченного багета - дешевую репродукцию с "Богатырей" Васнецова; древние воины сидели на могучих конях, взирая на необыкновенное зрелище.

Военный грузовик с пушкой на прицепе и с бойцами в кузове на большом ходу буфером задел повозку и опрокинул ее. Послышался треск дерева, звон стекла, скрежет железа и пронзительный женский визг. Вещи - осколками, щепками - рассыпались по мостовой: по ним, по "Богатырям" шагали люди. Куски зеркала отражали низкое, хмурое небо, голубые и студеные просветы между тучами...

Лейтенант Тропинин смотрел на эту процессию с горьким состраданием.

- Знаете, почему уходят люди? Думаете, все они трусы? Нет. Они потеряли веру в самих себя. А потерянная или поколебленная вера восстанавливается мучительно трудно. С болью, с душевной драмой...

- Чепуху вы говорите, - сказал я. - Народ, потерявший веру в себя, в назначение свое, обречен на гибель. И если бы это было так на самом деле, немцы уже маршировали бы по этой улице. - Я взглянул на Тропинина. - Вы сами, лейтенант, верите?

- При чем тут я? - Он зябко поежился, уклоняясь от ответа.

- А может быть, у Чертыханова спросить? Может быть, он потерял веру?

Тропинин усмехнулся.

- Этот человек, не сомневаюсь, лекцию прочитает. Образцовый советский боец...

Чертыханов задержал трех женщин, уныло толкающих перед собой детскую колясочку, видно, бабушку, дочь и внучку.

- Извиняюсь, тетя, - заговорил он учтиво, обращаясь к самой старшей, а перед молодой даже шаркнул сапогом, - куда вы направляетесь?

- Как куда? Немцы-то у Дорогомиловской заставы, говорят.

- От немцев скрываетесь! - Чертыханов рассмеялся и осуждающе покачал большой лобастой головой. - Извиняюсь за грубость и солдатскую прямоту, но вы дура-баба. Другого определения вам нет. Разве сможете вы убежать от немцев со своей колясочкой? У немца, гражданка, машины, танки, самоходки; куда вы от них скроетесь? Настигнет, как по нотам!.. Ну выйдете вы из города, а дальше что? Ночь наступит, холод, дождь, а у вас внучка, такая хорошенькая куколка... - Прокофий потрепал девочку по щеке. - Что будете делать? Ночевать проситься начнете - чертогов вам там не припасли. И вас не впустят - не вы одни идете, вон какая туча прет!.. На поезд не рассчитывайте - вагоны переполнены, войска перевозят... А на какие средства будете существовать? Не золото небось везете в колясочке-то...