Николай Пияшев - Воровский

Как-то осенью, днем, зайдя к Владимиру Ильичу, Воровский увидел, как тот, быстро шагая из угла в угол и потирая лысину, что-то обдумывал. Вацлав Вацлавович заинтересовался, чем Ленин так озабочен.

— Главное теперь не съезд, а орган, — ответил Ленин. — Орган и русский центр…

Эти слова удивили Воровского, хотя он и знал В. И. Ленина достаточно хорошо.

«Давно ли еще Ильич торопил со съездом, а вот сейчас он уже убежден, что главное в органе», — подумал Воровский.

Эта необыкновенная гибкость ума и резкие повороты ленинской мысли были основаны на реальном, глубоком знании революционного рабочего движения и пролетариата в целом.

Конечно, В. И. Ленин поставил так остро вопрос об органе и русском центре не потому, что отказался от идеи созыва съезда, а потому, что в сложившейся обстановке подготовить созыв съезда было нельзя, не имея своей газеты. Без своего печатного органа невозможно было широко разъяснить партийным массам сущность разногласий между большевиками и меньшевиками, всесторонне осветить линию большевиков, разоблачить антипартийное поведение Совета и ЦК партии.

Внезапно Владимир Ильич подошел к Воровскому и шутливо сказал:

— Ну, Пан, вас настойчиво зовут в Россию, без Шварца и Жозефины там дело стоит… Надюша, прочти-ка ему то место из письма, где просят вытурить его отсюда… — обратился он к Надежде Константиновне.

Надежда Константиновна порылась в столе, отыскала письмо М. Литвинова и стала читать…

— «Люди обеспеченные, конечно, могут и должны ехать немедленно в Россию, недостаток в силах громаднейший. Необходимо вытурить Жозефину в Россию, совсем не время ей сидеть теперь за границей».

— Ну что ж, я готов, — ответил Вацлав Вацлавович, опустив руки по швам и пристукнув каблуками…

— Смотрите, какой прыткий! Не успел еще как следует от болезни оправиться, а уж в Россию рвется… — расхохотался Владимир Ильич. — Нет, дорогой товарищ, вы здесь нужнее. А кто же писать будет? Не забывайте, ваша брошюра оказала нам большую помощь…

Воровский передал Ленину резолюции с конференции южных комитетов, только что полученные из Одессы. В одной резолюции содержался протест против роспуска Южного бюро. В другой — конференция высказывалась за создание Организационного комитета, который занялся бы агитацией за съезд. В третьей резолюции собравшиеся решили утвердить литературную группу, в которую входили бы крупнейшие научные и литературные силы.

— Вот видите, ваши комитеты просят зачислить Жозефину в «крупнейшие научные и литературные силы», — шутил Ленин, обращаясь к Воровскому. — А вы хотите в Россию…

— Ну, нет, Владимир Ильич, я — туда, куда пошлют, — отпарировал Воровский.

— Вот это как раз то, что нам нужно, — сказал Владимир Ильич. — Мы хотели предложить вам поездку для чтения рефератов, но только не в Россию! Вам нужно поехать в Германию, Бельгию, Францию. Здесь, в Швейцарии, эту работу взял на себя Бонч, а вы — туда…

— Поезжайте, выступайте в городах, где есть наши эмигранты, расскажите о расколе в партии. Постарайтесь создать надежные группы наших сторонников. Это задание партии. Докажите всем, что вы архиприлежный оратор, что говорите вы не хуже, чем пишете, — пошутил, прощаясь, Владимир Ильич.

На другой день Вацлав Вацлавович выехал в Берлин, а оттуда в другие города Германии, Франции и Бельгии. Помимо организации групп, он должен был везде сделать публичные заявления о расколе в партии.

В. В. Воровский не отличался большими организаторскими талантами, но все же ему удалось создать сильные партийные группы в Берлине, Дармштадте, Мюнхене, Льеже, Брюсселе и Париже. Это стоило большого труда. Воровский сразу же столкнулся со злобной кампанией меньшевиков, направленной против него.

Однажды, выступив на вечеринке, устроенной русскими политэмигрантами, Воровский возвращался в свой недорогой отель в Шарлотенбурге. Неожиданно его нагнала девушка, раскрасневшаяся то ли от быстрой ходьбы, то ли от волнения. Из-под ее шляпки выбивались пряди черных волос. Поправляя их, она сказала:

— Простите, мне хотелось поговорить с вами…

Воровский остановился. Девушка была в том возрасте, когда угловатые девичьи черты начинают приобретать плавность, движения замедляются, а фигура принимает округлые формы.

Назвав себя Дорой Моисеевной Мамутовой и сильно смущаясь, что даже в темноте заметил Вацлав Вацлавович, она проговорила:

— Я слушала вашу речь… я целиком разделяю ваши убеждения. Мне показалось, что вы лучше, чем о вас пишут вот тут…

С этими словами она достала из кармана сложенный листок бумаги и подала его Воровскому, Не спеша он развернул листок и прочел все те гнусные вымыслы меньшевиков о разводе с женой, о безнравственности, аморальности и прочих выдумках, которые ему не раз приходилось слышать.

— Что ж, тут есть доля правды… Я действительно не живу с женой или, как здесь пишут, бросил ее… А все эти гнусности мне так надоели, что я иногда серьезно начинаю думать, не злодей ли я в самом деле…

Так Воровский познакомился с человеком, который на всю жизнь стал его ближайшим другом.

…Осенью 1904 года комитеты РСДРП, высказавшиеся за III съезд, выбрали Бюро комитетов большинства — своеобразный организационный центр по подготовке нового съезда, по борьбе с дезорганизацией меньшевиков.

В. И. Ленин торопил Бюро с изданием своего органа за границей.

Глава IV

ПУБЛИЦИСТ-ЛЕНИНЕЦ

В ГАЗЕТЕ «ВПЕРЕД»

В Женеве шла бурная подготовка к созданию газеты: собирали деньги среди тех, кто еще мог чем-либо пожертвовать, намечали планы и придумывала названия. «Особенно подробно обсуждался этот вопрос (о газете. — Н. П.) с Вацлавом Вацлавовичем Воровским, — вспоминал В. Бонч-Бруевич. — Название газеты я предложил «Вперед». Были найдены и деньги: дал часть своих сбережений Воровский (недавно ему выслал гонорар московский журнал «Правда»[10]), раскошелился Бонч-Бруевич, отдал свои золотые часы с цепочкой Ольминский.

Ленин в это время (декабрь 1904 г.) находился в Париже. После его возвращения в Женеву на квартире В. Бонч-Бруевича состоялось собрание большевиков. Главным редактором газеты выбрали В. И. Ленина, редакторами отделов: В. В. Воровского, М. С. Ольминского, А. А. Богданова. В. И. Ленин предложил пригласить А. В. Луначарского. С ним Владимир Ильич познакомился в Париже.

Анатолий Васильевич только что приехал тогда из России и еще не разобрался, кто же прав: большевики или меньшевики? Выслушав реферат Владимира Ильича, Луначарский больше не колебался. Вскоре он появился в Женеве. Стройный, с хитринкой в глазах, он произвел хорошее впечатление на женевскую группу большевиков. Понравился он и Воровскому. Луначарский много и интересно рассказывал, при этом тонкие губы его слегка подергивались. Он мог говорить часами на любую тему. Луначарский и сам чувствовал свои прирожденные ораторские способности и нередко любовался собой.