Владимир Ажажа - Подводная одиссея. «Северянка» штурмует океан

Очень интересовал нас вопрос о «дальнобойности» наших подводных светильников. Для его выяснения мы использовали обычную жестяную консервную банку, которую помещали за бортом. Мы считали, что по своей отражательной способности такая банка весьма близка к предмету наших желаний – сельди. Ближний свет позволял нам в прозрачной воде хорошо видеть банку в 10-12 метрах от иллюминатора. При включенном дальнем освещении это расстояние возросло до 15-18 метров.

В последний день «генеральной репетиции» состоялась самая ответственная проверка – глубоководное погружение. Так называлось плавание и опробование работы всех механизмов «Северянки» на предельной глубине, которую без ущерба для себя и для экипажа был способен выдержать прочный корпус. В абсолютной тишине, внимательно прислушиваясь к работе агрегатов, держа под руками аварийный инструмент и будучи готовыми к немедленной борьбе с морской стихией, подводники «Северянки» проводили последний этап испытаний. Несколько часов над нашими головами нависал многометровый слой воды. Иногда было слышно, как под бременем огромного давления поскрипывал прочный корпус. Через отдельные места уплотнений, особенно там, где наружу сквозь корпус выходят электрические кабели, капала или тонкой струйкой лилась соленая баренцевоморская вода. Но это «капли в море». Совершенно очевидно, что «Северянка» и прочна, и герметична. Трудный экзамен выдержан.

23 декабря, прорвавшись сквозь окутывающую Кольский залив густую пелену тумана, «Северянка» ошвартовалась у причала Екатерининской гавани в городке Полярном. Первая пробная экспедиция закончилась.

ДО СВИДАНИЯ, ЗЕМЛЯ!

Под «прессом» прессы. – Полдень 29 декабря. – Аппетит уходит во время еды. – Нептун вместо Деда Мороза. – У Фарерских островов.

Первыми покинули борт корреспонденты. Распираемые впечатлениями, отягощенные бесценным грузом исписанных блокнотов, магнитофонных лент и отснятой пленки, они спешили в столицу. Если бы по маршруту Мурманск – Москва, кроме самолетов, летали и ракеты, то можно не сомневаться, что в этот день каждая из них была бы абонирована «подводным» репортером.

Несмотря на то, что корреспонденты нам мешали, особенно в первые дни рейса, мы с ними подружились и расставаться было жалко. Особенно запомнился спецфотокор ТАСС Марк Редькин. Знающий кучу комичных историй, с особой манерой рассказывать, он в походной обстановке был неподдельным Василием Теркиным. Колоритной фигурой оказался и другой спецкор ТАСС Виктор Дмитриев, который обычно угрюмо молчал и вдруг изрекал что-нибудь остроумное. Однажды он, насупясь, спрашивает у радиста «Северянки» Тихомирова:

— А знаете ли вы, молодой человек, как решена проблема полупроводников на железнодорожном транспорте?

— Нет, — отвечает Тихомиров извиняющимся тоном.

— Так вот знайте. На два вагона – один проводник.

Радист недоуменно смотрит, а затем заливается смехом.

Дмитриев же снова погружается в меланхолическое молчание.

Второй эшелон отъезжающих составили наши коллеги – Гершанович, Павлов, Соколов, Зайцев и Киселев. Они немало потрудились для подготовки похода в Атлантику, помогли и словом и делом, и мы постоянно чувствовали это впоследствии, во время океанического плавания.

Еще в первый день «генеральной репетиции» обнаружилось, что иллюминатор правого борта снаружи загрязнен мелкими желтыми пятнами, напоминающими ржавчину. Очистить стекло в неспокойном море не представлялось возможным. Сейчас, заполнив несколько систерн левого борта, создали искусственный крен, но иллюминатор все еще на полметра не доходил до поверхности. Мы с Фоминым опускаем за борт железный трап и по очереди, до плеча погружая руку в воду, ожесточенно протираем загрязненный иллюминатор ватой, пропитанной спиртом. Операция неприятная, ледяная вода обжигает, но подводное окно протерто и вновь может служить науке.

Радаков и Китаев, вооружившись паяльной лампой, пытаются прогреть и «расходить» блок устройства для взятия грунтовых проб, который в море работал с заеданием. Многочасовая попытка окончилась успешно – «терпение и труд все перетрут».

Через два дня из Москвы прибыли уже знакомый нам Сергей Потайчук и Андрей Дмитриевич Старостин – ученый секретарь ВНИРО. Старостин бывал на Севере еще в те времена, когда рыбная наука только зарождалась. Седой, неизменно бодрый, он с нетерпением спустился в лодку. Получасового пребывания в холодном стальном туннеле хватило для того, чтобы Андрей Дмитриевич попросил побыстрее проводить его наверх.

— Не-е-ет! Сюда я больше не ездок, — таким было его резюме.

Оказалось, до сего момента Андрей Дмитриевич также хотел участвовать в атлантическом рейсе подлодки и получил на это разрешение. Мы по достоинству оценили порыв ветерана науки, но что поделаешь – годы...

Утро 25 декабря большинство из нас, как и должно быть, начало с того, что обратилось к прессе. Во всех газетах был опубликован материал о «Северянке» – прибывшие в Москву корреспонденты «разрядили обоймы» одновременно. Каждый на свой манер пафосно рассказывал о первом подводном плавании, об истории вопроса, целях и перспективах.

Заголовки статей даже пугали какой-то ледяной нечеловеческой бодростью и силой – хотя уже давно ведь ничто не стояло у пропагандистов на пути, а они со страшным размахом все били и били в пустоту, и в этой пустоте легко можно было оказаться и попасть замешкавшейся душой под какую-нибудь главную задачу дней или привет хлопкоробам.

Говорилось и о нас, причем иногда в таком торжественно-приподнятом духе, что стало как-то не по себе. Виктор Фомин, например, прочитав о том, какой он решительный, надолго застыл с виноватой улыбкой. Вася Китаев свое чтение время от времени комментировал двумя-тремя словами, вроде: «Вот это дают!» Радаков, пробегая взглядом по строчкам, пребывал в хорошем настроении, пока не добрался до статьи, принадлежащей репортеру, принявшему несколько охотничье-рыболовных новелл нашего не лишенного юмора маститого ихтиолога за чистую монету. Сей товарищ, ссылаясь на авторитет Радакова, не жалея красок, описывал трагедию, которая ждет каждого буревестника, если тот попытается поживиться за счет косяка хамсы. Оказывается, эта рыбешка, собравшись в косяк, способна сомкнуться над нырнувшей птицей и потопить ее!.. Далее читатель узнавал, что сельдь издает звуки, напоминающие цоканье конницы по мостовой.

Кривая настроения особенно резко пошла вниз, когда из этой же статьи мы узнали, что в иллюминаторы увидели рыболовный трал. Неудивительно, что когда к нам за нужной информацией нагрянули работники из управления тралового флота, мы не могли кривить душой и объяснили, что произошла досадная опечатка, и трал пока еще остается «вещью в себе».