Аркадий Яровой - Прощай, КГБ

Характерный пример с Мирошником. Служили в Инспекторском два чекиста – Виктор Мирошник и его товарищ В.

Еще вчера В. и Виктор Мирошник были на равных – полковниками. Были товарищами, а потом и семьями стали дружить. Потом Виктора Мирошника выдвинули на должность генерал-полковника, а В. застрял в прежней должности. Так зарождалась зависть. Ничего не оставалось В. как еще больше играть в дружбу с Мирошником, авось замолвит словечко при назначении. Назначений не было и не ожидалось, судя по всему, исходя из личных качеств В. и его служебных достижений. Мирошник ничем не мог помочь…

Но вот пришли другие времена – Мирошника законно поставили на должность начальника штаба – заместителя министра МБ, да и В. не обидели: из старшего инспектора сделали начальником Инспекторского управления.

И, конечно же, назначение В. прошло не без участия и рекомендации его друга Виктора Мирошника.

Тем не менее, червячок зависти В. по отношению к своему другу все-таки сделал черное дело: Виктор Мирошник был вскоре после назначения снят, – В. назначен на его место…

Но и это объяснимо: кого-то вместо Мирошника все равно назначат – свято место не бывает пусто. Объяснимо все. Кроме одного…

Как только объявили приказ, В. тут же сказал Мирошнику:

– Даю два часа на сборы, чтоб сегодня освободил кабинет!

Вылез-таки наружу долго скрываемый бес, считавшийся другом. Представляю, как горько было Виктору Мирошнику в тот момент. Так приходили к власти демократы, вызревавшие в КГБ до поры, пока их черед не пришел…

В. Г. Третьяков

Вот написал предыдущую главу и подумал: не сложится ли у читателя превратное мнение о чекистах?

И в самом деле, в Инспекторском более чем в других управлениях центрального аппарата есть возможность заболеть страшной, неизлечимой болезнью под названием карьеризм.

На сей счет есть очень меткая поговорка: «В семье не без урода». Добавим: «Урод – явление вовсе не обязательное для каждой семьи». И еще: карьеризм и карьера – понятия совершенно противоположные.

С незапамятных времен принято считать: плох тот солдат, кто не мечтает и не стремится стать генералом.

Много и других изречений, начиная с наполеоновского «маршальского жезла в солдатском ранце» и кончая шуточной оценкой образцовой службы украинцами – «хохол без лычки, что справка без печати».

С полковником Виктором Георгиевичем Третьяковым, старшим инспектором Инспекторского управления КГБ СССР, я работал вместе около десяти лет, сидели в одном кабинете. Он разведчик и контрразведчик, журналист и стряпчий, юрист и аналитик, остроумный собеседник и серьезный человек, молчун и говорун… одновременно.

В зависимости от дела, обстановки и окружения. Он мог на равных, с достоинством говорить с руководителем любого ранга, звания и должности по целому ряду серьезных вопросов в области экономики, политики и искусства.

Он много и интересно рассказывал о своей корреспондентской деятельности в Алжире. От него я впервые узнал о руководителе советской разведки, генерал-лейтенанте Кирпиченко Вадиме Алексеевиче. Виктор отзывался о нем с огромным уважением: «Ну и голова-а! Умнейший и самый прямой в КГБ человек!». Позднее я познакомился с этим человеком и мог воочию убедиться в объективности оценок людей Виктором.

Третьяков не рассыпает комплименты налево и направо, особенно руководству. Он, правда, хвалил еще и Ф. Д. Бобкова за то, что тот никогда не «озвучивал» написанных кем-то докладов, а готовил их сам.

В работе над документом Третьяков не делал скидок никому. При этом, чем выше ранг, тем больше требования. Помнится, как однажды по телефону он делал замечания по тексту самому Циневу, заместителю Председателя КГБ СССР. Перечить тому никто не смел. Третьяков мог себе это позволить – и сходило! Всякий раз чертыхался, когда ему поручали писать инструктивный доклад все тому же Циневу.

– Цицерон! – Возмущался он. – Требует, чтобы в докладе все было обозначено, – где пауза, где аплодисменты и где товарищи встают. Понимаю, – так учила его «школа», он хороший исполнитель, солдат… Но и мы же не пешки!

«Озвучивание» докладов всегда было прерогативой вышестоящих, особенно, первых лиц в государстве. Что поделаешь – все руководство страны в те времена говорило чужими словами. И чем выше должность, тем больше хочется выглядеть всесторонне развитым, образованным, остроумным, всезнающим и мудрым. Я никого не осуждаю. Кому что бог дал.

В. А. Кирпиченко – умнейший и образованнейший человек, Ф. Д. Бобков – прекраснейший организатор, аналитик. Оба всю жизнь доклады писали сами и говорили своими словами. В 2000 году первому в феврале исполнилось 78 лет, второму в декабре – 75. Оба еще, слава богу, не страдают атеросклерозом, по-прежнему работают, оба издали мемуары, ставшие бестселлерами.

Кстати, в этом повествовании я никого не хотел сравнивать, а тем более обидеть, даже ненароком, – кроме трех предателей-искариотов и двух никчемных правителей последних десятилетий, разоривших великую и богатую страну, счастливую многонациональную советскую семью, принесших народу столько бед, горя, унижений, страданий, боли, голода, холода, слез и крови…

А теперь вернемся к Третьякову. Однажды все тот же Цинев, заместитель Председателя КГБ СССР, дал Третьякову поручение: написать трактат, нечто вроде инструкции по борьбе с идеологической диверсией противника в Вооруженных Силах СССР.

– Что писать, не знаю, – сказал мне Третьяков.

– Ладно, не скромничай! Первый раз тебе, что ли, – попытался я ободрить его, хотя и знал, что дело почти невыполнимое для Третьякова.

И вот почему. Виктор был прекрасным аналитиком, журналистом, корреспондентом «Известий», кадровым разведчиком, профессиональным чекистом широкого профиля, но он не был кадровым военным! Он не служил в армии, не знал казарменной жизни, полевых условий, штабной работы, нормативных и структурных основ армии.

Долго он маялся, читал, вникал. И вдруг начал лихорадочно писать. Страницы вылетали у него из-под пера, как пустые гильзы из автомата. Писал, не поднимаясь из-за стола… И написал! По отзывам специалистов в области борьбы с идеологической диверсией противника, работа Третьякова стала для военных контрразведчиков настольной книгой.

На мой взгляд, Третьяков добился успеха только потому, что не был специалистом в этой области, это и помогло избежать затасканных и шаблонных решений. Позднее он и сам признался, что мысленно «загнал» себя в войска и попытался свежим взглядом постороннего оценить ситуацию, поставить себя на место солдата и командира, сержанта и генерала, комбата и комдива, заставил их действовать и противодействовать наилучшим образом.